Внук Петра Великого

Шеллина Олеся

– Я слышал, что тетушка, большая любительница охоты, велела зверя какого обложить, – как бы невзначай заметил я, одергивая немного помявшийся камзол.

– Да, я тоже слышал краем уха, – подтвердил ходившие при дворе слухи Гагарин. – Но дата еще не определена окончательно. – Думаю, что, когда все будет решено, ее величество вам лично сообщит, ваше высочество.

– Ну, я на это надеюсь, – я не слишком люблю охоту, и не очень хорошо понимаю ее принцип, но, все бывает в первый раз. Не исключено, что мне понравится.

К счастью, и Криббе и Румберг о моих успехах в верховой езде знали не понаслышке, поэтому выбрали для меня спокойную кобылку, которая флегматично стояла, даже не переставляя ног, в то время, когда я на нее вскарабкался.

Гагарин оказался прав, погода стояла прекрасная. Мы выехали за стены Кремля, и я вздохнул

полной грудью прохладный воздух. Мимо прошла молодая девушка с большой корзиной, похоже чья-то дворовая девка на рынок бегала за свежим молочком. Ехавший рядом со мной Сафонов залихватски свистнул, а Вяземский его поддержал. Да, засиделись мои камер-пажи в Кремле. Надо бы почаще выбираться наружу.

– Ваше высочество, полагаю, что это все-таки хорошая мысль – переезд в Лефортовский дворец. Вот только возле немецкой слободы в последнее время неспокойно, – я покосился на возникшего словно из ниоткуда Суворова.

– Могу я поинтересоваться, Василий Иванович, а где вы все то время, пока мы ютились в древних палатах, которые едва мне на голову не рухнули, были?

– В Сыскной экспедиции, – Суворов еда заметно поморщился. – Бардак там творится страшный, придется некоторое время уделить, чтобы разобраться, что к чему. А то, странные вещи в Москве творятся. Да еще пожары возросли, словно кто специально красного петуха пускает. А ведь доклад я лично Андрею Ивановичу передал от сыскного протоколиста Петра Донского про то, что притон «под Каменным мостом» вместе с известным королем воров Болховитиным взяли. А все одно, как-то неспокойно. А ведь коронация скоро, как бы не вышло чего. – Тут я заметил, что Вяземский аж вперед подался, жадно ловя каждое слово Суворова о сыскарях. Вот ведь, интересно же ему, вон как глаза горят. Надо бы попросить Суворова к Александру присмотреться.

– Разберетесь, – бросил я, стараясь сосредоточиться на том, как правильно держать поводья, чтобы «рулить» лошадью.

– Разберусь, куда ж я денусь, – Суворов хмыкнул и уже собирался подъехать к сыну, который вцепился в поводья своей невысокой, немногим больше пони лошадки. Саша был предельно серьезен, и, покачав головой, не дал отцу помочь себе управляться с лошадью. Вот ведь упрямый какой. Недаром сумеет таких высот достичь, если, конечно, ничего непредвиденного не произойдет.

Подъезжая к немецкой слободе, я увидел стоящего возле какого-то дома человека. Он стоял с обнаженной головой, сминая в руке картуз. Вроде бы какой-то не слишком богатый приказчик, можно было по его виду определить. Но что-то в нем мне не нравилось, слишком самоуверенная рожа была у мужика, слишком наглый взгляд из-под черных бровей. Когда мы проезжали мимо, он поклонился в пояс, но у меня создалось впечатление, что над нами издеваются.

– А этот что здесь делает? – пробормотал Суворов. – Ой не нравится мне, что происходит. Какого лешего Ванька-Каин здесь забыл? Неужто где-то здесь его проклятый игорный дом находится? Нужно его непременно найти, не дело это, ежели притон так близко ко дворцу наследника престола развернется.

Пока он бормотал себе под нос, я даже обернулся, чтобы разглядеть этого Ваньку. Каин, это прозвище, похоже. У воров просто так прозвища не дают – значит, стучит Ванька похлеще того дятла. И, тем не менее, игорный дом организовал, надо же.

Мои мысли были прерваны, когда мы проехали в довольно узкой арке, и выехали во внутренний двор довольно приземистого здания, которое имело вид квадрата. Ну что же, добро пожаловать в ваше временное жилище, ваше высочество.

Глава 15

«Я решила написать письмо, чтобы сказать, что я так благодарна Вам, ваше высочество, за присланные ноты этого прекрасного произведения, которое звучало в тот вечер, когда мы с Вами познакомились. Но я также очень огорчена тем, что не могу поблагодарить Вас лично. И огорчение мое по силе равно тому факту, что я не могу попенять Вам за то, что не сказали Вы господину Гольдбергу о том, что его нотная тетрадь каким-то поистине мистическим образом оказалась у Вас, прежде, чем попала ко мне. Когда барон фон Кейзерлинг принес ноты, в качества подарка от Вашего высочества, я, не удержавшись, тут же решила разучить хотя бы первую часть „Вариаций“ господина Баха, которые он написал по заказу барон фон Кейзерлинга. Вы бы видели удивление на лице господина Гольдберга, возникшее в тот момент, когда он услышал,

как я музицирую. По-моему, он даже решил, что это я утащила его драгоценную тетрадь, но он сам виноват, не позволил бы эльфам себя похитить, не лишился бы столь важной для себя вещи.

Ну и напоследок, хочу попросить ваше высочество, рассказать мне в письме, как Вам пришлась по душе Россия. Мне всегда была интересна эта бескрайняя страна, но, наверное, посетить ее у меня не выйдет, а из ваших писем я смогу словно взглянуть на нее Вашими глазами, и словно сама все увижу, как наяву.

Искренне Ваша Мария Анна София Сабина Ангела Франциска Ксаверия, принцесса Польши и Саксонии»

– Интересно, почему у меня складывается впечатление, что Маше льстит тот факт, будто этот малахольный Гольдберг считает ее едва ли не воровкой? И почему я должен был искать этого пропавшего растяпу Гольдберга, чтобы объявить о том, что забираю ноты? – задал я вопрос сидящей на соседнем стуле и внимательно на меня смотрящей кошке. Фыркнув, она принялась умываться, словно и не слушала только что, как я вслух вполголоса зачитывал такое внезапное письмо от польской принцессы. – Молчишь? Ну молчи-молчи, желательно подольше, – я хмыкнул и еще раз пробежался взглядом по письму, написанному, видимо, для моего удобства на немецком языке. – Наверное, надо ответ написать, как думаешь, а, Груша? – я назвал кошку Груша. Очень уж она отъелась на казенных харчах и сейчас напоминала формой грушу, но не ту, которая висит на дереве, а медицинскую, предназначенную для клизмирования.

– Ваше высочество, пора на занятие, – мои размышления прервал Криббе, зашедший в комнату после моего разрешения, данного в ответ на стук. Занятия фехтованием проходило всегда в одно и тоже время, и Криббе начинал злиться, если я по каким-то причинам опаздывал или пытался увильнуть. А когда Криббе злился, то на тренировке мне могло и достаться больше обычного. Нет, намеренно он никогда не сделал бы мне больно, но увеличить интенсивность тренировок, чтобы я выползал из зала и не мог нормально поесть, так болели руки, что дрожали, ходя ходуном – вполне.

– Хорошо, сейчас, – я поднялся со стула и потянулся. Из внутреннего двора доносился приглушенный шум, сопровождаемый весьма смачной руганью. Я даже не удержался, подойдя к окну, чтобы посмотреть на происходящее. Судя по всему, выгружали архив, слишком уж ругался матом Суворов, бегая вокруг телег, периодически хватаясь за голову, когда кто-то из мужиков ронял на землю ящики. Хмыкнув, я оторвал взгляд от столь интересного зрелища, и направился за Криббе.

Дело в том, что дворец оказался слишком большим для меня и той горстки людей, которая пока составляла мой двор. Поэтому я и разрешил Суворову в восточном крыле организовать штаб-квартиру Сыскной экспедиции, до тех пор, пока не найдется для него более подходящего здания. То, что она занимало сейчас, полностью переходило сыскарям. Допросные, казематы – это все было там, естественно никто в своем уме не потащил бы висельников сюда, где в непосредственной близости наследник престола обитает, пусть даже пока предполагаемый. А вот архивы, кабинеты начальства, секретариат – все это вполне могло пока разместиться в довольно большом дворце. Кроме того, я считал, что и для меня такое соседство весьма полезно в плане общего развития, да и архивы было интересно глянуть. Всегда можно наткнуться на нечто весьма интересное, что можно как-то использовать в будущем.

Мы вошли в Малый бальный зал, который прекрасно подходил для занятий фехтованием. Достаточно большой, чтобы не стеснять нас, и позволять совершать все необходимые движения и финты. Опять же одна стена полностью уставлена зеркалами. Не скажу, что зеркала были высшего класса, но они были и отражения в них вполне узнаваемые, движения отражались полноценно, не было сильных искажений, так что для нужд обучения вполне подходили.

Вяземский и Сафонов уже были в зале, и даже уже без камзолов, так же, как и юный Саша Суворов, который обожал все эти колюще-режущие штуковины. Криббе начал активно привлекать к обучению и моих камер-пажей. Тот же Суворов начинал кое-какие упражнения выполнять. Криббе вообще считал, что даже десять лет – это уже много, почти критичный возраст, и начинать надо гораздо раньше, в данном случае хотя бы привыкать к оружию. Я стянул камзол, бросил его на кресло, стоящее возле колонны, взял со стойки тренировочную рапиру и дагу, после чего подошел к Гюнтеру.