Внуки
Шрифт:
— Они, видно, стреляли в наших, — ответил Нельтинг.
— И дети тоже? — спросил Эрмлер.
— Возможно, — сказал Нельтинг. — От большевиков всего можно ждать.
Он повернулся и ушел, точно боялся дальнейших расспросов.
III
В клубе большого села, расположенного у самого шоссе, была приготовлена легкая закуска для офицеров штаба. О привале нечего было и думать, войска безостановочно шли вперед; говорили, что уже к вечеру они доберутся до ближайшего города, где смогут стать на более или менее удобные квартиры.
Генерал фон Фильц вышел из своего автомобиля
Фон Фильц пересекал палисадник, направляясь к дому. Рохвиц подошел и только хотел заговорить, как генерал, не взглянув на него, указал на памятник Ленину и спросил:
— Эта штука из металла?
— Несомненно, господин генерал, — ответил Рохвиц.
— В таком случае, она пригодится. — Генерал поднял глаза и увидел военного корреспондента. — А, это вы? Что-то не помню, право, как вас звать?
— Рохвиц, господин генерал. Гуго Рохвиц. Корреспондент «Дас шварце корпс», а также и других газет. В том числе «Гамбургер фремденблат». Господин генерал слышал, вероятно, о существовании такой газеты?
— Слышал, как же! — Раньше чем войти в дом с белыми оконными рамами и голубой шиферной крышей, генерал окинул взглядом вывеску над входом. По буквам прочел: «Клуб», — и, ухмыляясь, повернулся к Рохвицу: — Точно у английских лордов. С той разницей, что здесь в каждом селе есть свой клуб. Естественно, впрочем. Как говорится, иной край, иной и обычай!
Генерал вошел в дом. Рохвиц не отступал от него ни на шаг.
В просторном вестибюле ординарцы на скорую руку устроили походный буфет. На столах были расставлены тарелки с бутербродами. Кофе и коньяк разносили. Генерал пригласил толпившихся офицеров:
— Прошу вас, господа! Приступайте! Нам предстоят нелегкие дни!
Генерал фон Фильц хоть и говорил высоким и гнусавым «генеральским» голосом, но наружностью мало походил на типичного немецкого офицера. По его лицу, гладкому и рыхлому, его можно было принять за бухгалтера или мелкого почтового чиновника, по случаю войны временно обрядившегося в серый военный мундир и брюки с широкими красными лампасами.
Офицеры обступили столы и принялись жевать бутерброды. Рохвиц первый взял наполненную рюмку и, обращаясь к генералу, воскликнул:
— Разрешите, господин генерал. Позволю себе выпить за ваше здоровье и за здоровье ваших храбрых воинов! За победу над большевизмом! Хайль Гитлер!
Офицеры потянулись за рюмками. Генерал тоже взял рюмку с подноса, который держал перед ним ординарец.
— Благодарю! Благодарю! — гнусавил фон Фильц. Он поднял свою рюмку: — Благодарю, господа! Итак, да здравствует победа! Хайль Гитлер!
Все выпили и отсалютовали пустыми рюмками. Генерал облизал губы.
— У-ух! — крякнул он. — Недурен, верно? — обратился он к Рохвицу. — Это еще из моих трофейных запасов… Где это мы захватили, Ширман?
— В Фалэзе, господин генерал, — ответил майор.
— Верно, в Фалэзе, в Нормандии. Мы открыли там коньячный источник… Стояли в одном старинном замке, знаете ли, и жили над винным погребом. Опасная штука, скажу вам. Так
— Дивные, господин генерал! Жили как у Христа за пазухой.
— Да-да, ну поглядим, как-то нам здесь будет житься!
Рохвиц решил, что можно приступить:
— Господин генерал, как, по-вашему, развернутся события?
— Военные?
— Военные и… вообще, — ответил Рохвиц.
Генерал обернулся к своим офицерам.
— Вот видите, не успели мы начать, а уж любопытные со своими вопросами тут как тут.
Офицеры рассмеялись. Кто-то сказал:
— Между тем повсюду та же картина: пришли, увидели, победили.
Опять все рассмеялись. Генерал повернулся к Рохвицу.
— Видите ли, мой милый, даже немецкий генерал не может быть пророком. Но он знает свою задачу и свою цель. Как развернутся события, военные и прочие, — это чересчур смелый вопрос, на него только один человек может ответить, и это фюрер… Если же вас интересует мое личное мнение, то я с удовольствием отвечу вам. Сопротивление русских систематически сламывается и подавляется. Возможно, что, заняв Москву и Ленинград, мы выждем зиму и тогда полюбопытствуем, склонны ли господа большевики, которые к тому времени откатятся, вероятно, за Урал, принять наши условия. Если да, мы еще посмотрим, подумаем, если же нет, то мы их потесним немного дальше на восток, а там, по мне, пусть хоть до скончания века и остаются.
Офицеры ржали от удовольствия. Рохвиц тоже улыбался этому пренебрежительно-удалому тону генерала. Какая уверенность, какая вера в собственные силы в генеральских словах! Как все это просто и логично!..
Но Рохвиц хотел задать еще несколько вопросов.
— Господин генерал полагает, если я правильно понял, что большевизм незачем вырывать с корнем, что наша цель лишь одна — вновь присоединить европейскую часть России к странам западной культуры?
— Ого! — воскликнул генерал и повернулся к своим офицерам. — Вы слышите, как он хочет меня поймать? Ха-ха-ха! Нет, мой милый, это вовсе не так. Разумеется, большевизм мы ликвидируем. Но я полагаю, что японцам, нашим друзьям и союзникам по другую сторону глобуса, мы тоже должны дать изрядный ломоть. Большевистская система рухнет и ликвидируется сама собой, что, я бы сказал, неизбежно. Нам это не столь важно, как русский хлеб, русская нефть, русский уголь, русская руда. Немецкие специалисты и немецкие землевладельцы извлекут из этой страны все, что нам необходимо, чтобы осуществить, если разрешите так выразиться, автаркию в немецкой Европе и тем самым сделать ее неодолимой. Да, вот как мне представляется ход событий. Так, а теперь, господа, я полагаю, нам нужно вернуться к текущим делам.
Генерал кивнул Рохвицу, показывая, что беседа окончена, направился к дверям, которые распахнул перед ним ординарец, и вышел на улицу.
Рохвиц был очень доволен беседой. Мысленно он уже рисовал себе, как распишет и драматически подаст интервью, полученное им на широкой дороге наступления.
По шоссе непрерывным потоком двигались на восток воинские соединения. Грузовики, набитые солдатами, проносились один за другим, поднимая тучи пыли. Пехотинцы, шагавшие под палящим солнцем, глотали эту пыль. Когда генерал и офицеры подходили к своим машинам, по дороге грозно громыхали танки. Командиры танков, стоя в открытых люках, отдавали честь генералу. Пехотинцы приветственно махали руками. Раздавались возгласы: «Держись левей! Танки!» Солдаты, обливаясь потом, шли с непокрытыми головами, каски висели на ремешках под подбородком. Проходя мимо генерала, они пели: