Внутри ауры

Апосту Александр

— Жили на свете две кукушки… Каждый раз так получалось, что они свою жизнь начинали в одиночестве… Совершенно никого не было в гнезде, кроме них… Ни родителей, ни братьев, ни сестер… Но каким-то волшебным чутьем они верили, что нужно покинуть гнездо и лететь вдаль… С разных концов земного шара они отправлялись друг к другу навстречу… Две кукушки не знали о существовании друг друга, но их притягивало невидимой силой… Они не сомневались, не сдавались и продолжали свой поиск… Если судьба была благосклонна, то кукушки встречались и вместе проводили остаток жизни… А если кто-то из них пропадал без вести, то вторая кукушка надеялась, что обязательно отыщет вторую в следующей жизни… Да… Так и происходило… Даже если одна кукушка погибала, то вторая

умирала следом, чтобы скорее все начать по новой… В следующей жизни все повторялось, и кукушки из разных точек пространства отправлялись навстречу друг другу, и вне зависимости от внешних обстоятельств и финала жертвовали своим временем лишь ради одной цели… Они верили, что обязательно встретятся в следующей жизни и там успеют пережить больше счастья и любви, чем в предыдущей… Так обычные кукушки сотворили свой собственный мир и свою независимую от реальности вечность…

С перерывами и оговорками Маша закончила сказку. У Кирилла выступили на глазах слезы. Он смотрел в ее глаза и хотел спрятаться в них навсегда. Он мечтал лишь о том, чтобы Маша не оставила его одного и взяла с собой в свою пустоту.

5.

Кирилл старался быть начеку, но изнеможенный мозг сыграл с ним злую шутку и отключился в самый неподходящий момент. Когда парень резко пробудился, то в оцепенении осознал, что лежит головой на пустой кровати. Он вскочил со стула и никого не обнаружил в темной палате, кроме отсоединенной капельницы.

За окном стояла ночь. Маши рядом не было. Кирилл в панике забегал взад-вперед, а затем, подключив здравомыслие, схватил машинально книгу и выбежал в коридор. У стойки старшей медсестры горела лампочка, но в самом отделении не оказалось ни одной живой души. Парень бросил взгляд в противоположную сторону и заметил подозрительно не закрытую входную дверь. Интуиция подсказала ему путь, и он бросился сломя голову на поиски.

Парень не мог предположить, как Маше удалось подняться, и что вообще произошло за те считанные секунды, пока он спал. Парень ненавидел себя за свою оплошность, но для самобичевания не было времени. Всю сознательную деятельность он направил на погоню за любимым человеком. Дверь вела с последнего этажа на общую лестницу, но Кирилл затормозил и не побежал вниз. Он проницательным взором посмотрел на продолжение лестницы, ведущей к крыше. Необходимо было исключить самые опасные варианты, поэтому он начал перепрыгивать ступени широкими шагами и уперся в дверь, старый замок которой валялся в стороне. Со сбитым дыханием он толкнул вперед заключительное препятствие. Глазам открылось пространство крыши, убаюканное ночным чужим небом.

Кирилл выбежал на влажное шершавое покрытие и совершил быстрый поворот вокруг своей оси. Взгляд сразу уловил замерший силуэт на краю крыши. Сердце словно ушло в пятки. Кирилл бросился, что есть мочи, к девушке с криком:

— Маша, стой! Маша, нет!

Девушка вросла босыми ногами в карниз и разглядывала ослепляющий мегаполис.

— Маша! Нет!

Кирилл подбежал, но бдительно притормозил на безопасном расстоянии, чтобы случайно не навредить. Маша стояла к нему спиной и не двигалась.

— Машуль… Пожалуйста… Слезай… Не надо…

Грудная клетка ходила ходуном. Ноги подкашивались. Хотелось завыть от безысходности. Кирилл впервые за долгое время почувствовал себя беззащитным.

— Машуль… Все будет хорошо… Мы вместе со всем справимся…

Он подбирался медленно, боясь спугнуть и подтолкнуть и необратимому концу. Каждый шажок представлял собой волнительную перемену. Дождевая вода под ногами издавала хлюпающий звук. Пижама девушки раздувалась под потоком ветра. Сама она стояла без какого-либо движения. Ее лицо выражало спокойную задумчивость. Под ногами лежал город, раскинувшийся своими фонарями и рекламными баннерами до самого края ночи. Авеню, кинотеатры, бары, рестораны прельщали и радовали бодрствующих людей. Раздавался шум проезжавших машин и чьи-то единичные неразборчивые возгласы.

— Раньше… Я думала… Думала, — умиротворено

боролась со своей нарушенной речью Маша, — что… Что, когда познаю весь мир… Все его тайны, нюансы, подводные камни, уловки и гадости, то смогу… Смогу стать неуязвимой… Равноду… Равнодушной… По итогу отгорожусь настолько, что меня вообще ничто и никто не сможет обидеть, сделать больно… Мне хотелось выжать себя, закалить все чувства до недосягаемо высокого порога… И когда… Когда это все-таки наступило, когда я заглянула в бездну истины, то произошел совершенно другой эффект… Я снова смотрю на этот мир сейчас… Сейчас… Сейчас… И понимаю, что я испытываю не отчуждение и холод, а сострадание… Стало все проще, проникновеннее, снисходительнее… Я осознаю всю незначительность и обреченность нашей человеческой судьбы, но я не чувствую гнева или угнетенности… Я чувствую лишь добро, глядя на происходящее во временной петле… Эти переплетения судеб, противоречивая внутренняя борьба каждого, совершенные ошибки и финальное осознание бессмысленности… Ты принимаешь это в конце концов только таким… Таким образом оно тебя не уничтожит…

С паузами Маше удалось выговориться. Кирилл вкрадчиво смотрел на любимого человека, пока она держала прицел на огромном городе. Затем парень, не касаясь девушки, уселся на карниз и свесил ноги над пропастью.

— Может, именно эти чувства и удержали нас в этом мире… Всех остальных правда убивала…

— Удержали совсем не эти чувства, — категорично оспорила Маша. — Как бы… Как бы там ни было… Мы чужие для этого мира… Как раньше уже не будет…

Кирилл невольно прокручивал слова Молдована про заточение в мире и неукротимый зов к родному совершенству. Парень открыл книгу-индиго на своих коленях и безжалостно начал отрывать страницы с заповедями прошлых хранителей. Парень делал из бумаги самолетики и пускал с крыши по воздуху.

— А может вся эта история про Пандору и священных-избранных полный бред, — заявил с усмешкой Кирилл. — И Магелланцев не существует, и нашего путешествия со всеми неприятностями на самом деле не было… Может, случившееся — плод нашей фантазии… Психиатрическая патология… Прогрессирующее сумасшествие… Мы просто оба сходим незаметно с ума…

Самолетики один за другим пролетали небольшое расстояние, а затем из-за ветхости материала обреченно падали вниз.

— И наши… Наши клетки мозга близки к абсолютному вымиранию, — бесстрашной циничностью отозвалась Маша. — Я чувствую, что тьма окутывает мое сознание… Организм больше не борется… Не помогают лекарства… Припадки учащаются, и скоро я из них не выйду…

Маша постепенно подбиралась к своему принятому решению.

— Та пропасть, от которой я всегда бежала, теперь… Теперь во мне… Я в этой реальности лишь периодически, на недолгое время… Затем приступы меня забирают к ней снова… Я не знаю, что это… Смерть… Кома… Небытие… Потустороннее измерение… Пустота… Но уже… Уже я большей частью там… И скоро там останусь навсегда…

— Но меня там не будет, — с застывшим взглядом подчеркнул Кирилл.

— Только поэтому я возвращаюсь обратно… Обратно… Обратно возвращаюсь, — прорвалась наружу ее боль и хлынули из глаз слезы. — Я только из-за тебя здесь…

Кирилл почувствовал удушающий комок в горле и сдавливающую грудь невыносимую жалость.

— Маш…

— Нет… Нет, Кирилл… Ты еще можешь вылечиться… Ты должен возвращаться домой…

Девушка внезапно повернулась спиной к городу и замерла над чередой высоток. Кирилл подпрыгнул от испуга на ноги и чуть сам не свалился.

— Маша… Погоди…

— Я не буду прыгать сама… Следующий припадок сделает все сам… И про-про-пасть заберет ме-ме-ня окончательно…

Парень смотрел в ее глаза. В них осознание необратимости оттесняла лишь безграничная любовь. Кирилл не мог насмотреться в любимые «аквариумы», казалось, что он был готов стоять так вечно. Но затем в голову пришла ясность, и парень расплылся в улыбке. Он встал рядом с Машей в такой же позе, вытащил из штанов ремень и принялся наматывать его на руку.