Внутри ауры
Шрифт:
Ишуа сохранял тишину, слухом наблюдая за воссоединением молодой парочки. Он вел себя предельно адекватно и, в отличие от братьев, не подавал ни единого намека на психическое расстройство. Его движения стали неспешными и осторожными. Главарь банды достал из кармана телефон, взял его в две руки. На нем заиграла детская мелодия. Маша была единственной, кому эта музыка была знакома. Мафиози держал голову в том же положении, а пальцами умело тыкал по экрану, играя в игру.
— Кролик Цуки был любимой игрой Бонни, — вдруг тихо заговорил он на русском языке, — она меня постоянно заставляла смотреть, как кролик ловит рыбу и идет ее обменивать на разные предметы… У меня не было особо времени, но я все равно всегда отвлекался и смотрел…
Никто не понял, о чем
— Знаете, а я ведь не всегда был бандитом. Я познакомился с Еленой в одном клубе. Она была русской. Очень сильной и позитивной, ибо несмотря на мою репутацию заявила шутливо, что ей все равно, и она меня сможет исправить. Она не обращала внимания на мои отрицательные черты и любила просто так. Сколько же она смеялась… Она казалась самым светлым и беззаботным человеком, который всегда знает, как правильно. Наверное, поэтому меня к ней так притягивало. Я сначала копался и пытался найти подвох, но потом удивительно для самого себя изменился. Мы с братьями уже тогда сколотили солидное состояние и могли жить, ни в чем не нуждаясь. Я отошел основательно от криминальных дел, когда Елена заявила, что беременна. Не потому, что дал обещание, а потому что сам захотел. Я вдруг понял, что нашел источник внутреннего покоя, который так долго искал. Я купил загородный дом возле большого озера и обустроил детскую комнату. Родилась Бонни. Это единственный день в жизни, когда я был счастлив. Я не переживал из-за своего зрительного дефекта, а дал себе мотивацию. Я начал развивать другие рецепторы, чтобы, насколько это возможно, четче узнать, как выглядит моя дочь. Я хотел увидеть ее. И однажды ее силуэт нарисовался в подробностях и деталях перед моими глазами. Я помню этот момент. Я понял, что она самая красивая и вернула мне своей красотой зрение. Мы с ней вместе начали таким образом смотреть мультики. Она обожала Хайао Миядзаки. Упрашивала меня и Елену пересматривать с ней вечерами напролет. Я уже знал эти мультфильмы наизусть, но никогда не отказывался. Она очень любила проводить со мной время. Я ее любил так, как человек, который до этого вообще не испытывал любви и наконец ее познал…
Он отвлекся и несколько раз нажал на экран пальцем, пока не получил нужный сигнал звона монеток.
— На ее седьмой день рождения ее пришли поздравить мои братья. Они сказали, что у них проблемы и нуждаются в помощи. Я не собирался ввязываться в прошлое, но согласился, убеждая себя, что обойдется без жертв. Я на тот момент искренне в это верил. Мы собрались на консилиуме мафий, где в ходе перепалки пострадал один молодой выскочка. Пуля прилетела прямо в бедренную артерию и беднягу не успели спасти. Оказалось, что стреляли даже не наши, но тот пацаненок оказался сыном вожака наших самых принципиальных конкурентов, с которыми велись терки еще со времен байкеров. Мы пытались урегулировать конфликт, но противники были настроены непоколебимо. Я сразу обозначил позицию невмешательства, но было поздно. В итоге: стрелка за стрелку, кровь за кровь, зуб за зуб, и мой дом подожгли. Меня там не оказалось, но внутри спали Елена и Бонни…
Снова концентрация на кролике Цуки, от которого не мог оторваться Ишуа. Остальные слушали с замиранием сердца исповедь главаря.
— Все снова померкло. Мир погрузился во тьму. Я снова почувствовал родной холод и пустоту, в которой был выращен. Мимолетная сказка кончилась. Я оплакивал их. Лежал с ними под завалами пепла. Они ни в чем не были повинны. Но и их убили, будто бы для этой жестокой реальности они не были настоящими. Так внезапно и просто. Я этого долго не мог понять, прокручивая в памяти их улыбки, поцелуи и прикосновения. И тогда я понял, что, если с ними так легко жизнь распрощалась, то вообще нет и не было ничего в мире значимого. Что со всем можно распрощаться без сомнений и жалости. Я убедился, что неспроста ненавидел. Что моя ненависть — единственное подлинное и живое, что во мне осталось. Месть и злоба двигала мной. Я искал врага и
Ишуа интенсивно тыкал в телефон, будто сдерживая свой поток чувств, но тут из скрытого угла раздался крик и топот. Показался Гаутама, который с налившимися кровью и гневом глазами устремлялся вперед, держа перед собой нацеленный автомат:
— It's all this cunt’s fault! She is to blame for everything! She slipped us this rubbish! Because of her, my brother is dead! (пер. с англ.: Это во всем эта пиизда виновата! Она во всем виновата! Она подсунула нам эту дрянь! Из-за нее мой брат мертв!)
Он верещал и шаткой трусцой приближался к компании, пока в один резкий миг, Ишуа не выронил телефон на бетон, достал ловким движением пистолет и не выстрелил в атакующего. Меткая пуля угодила прямо психопату в голову и, выбрызнув смесь мозгов и волос, повалила его на пол. Настала мертвая тишина, погрузившая всех в оцепеняющий шок. Кирилл с Машей смотрели то на тело Гаутамы, с трудом осознавая, что тот убит, то на Ишуа, который продолжал держать в том же направлении пистолет.
После необъяснимого жестокого выбора Ишуа выронил пистолет, упал на колени и скорее кинулся руками искать телефон. Когда его пальцы наткнулись на осколки экрана, он вдруг замер и ошеломленно молвил:
— Bonnie… Is it you? Are you here?! Bonnie… (пер. с англ.: Бонни… Это ты? Ты здесь?! Бонни…)
Его рука жалобно потянулась вперед. В пустом пространстве он искал свою дочку. Его лицо было переполнено волнением и страхом столкнуться с иллюзией. Он тянулся рукой и пытался ухватиться за последнюю надежду.
— Bonnie… Please… Are you here? Please… (пер. с англ.: Бонни… Пожалуйста… Ты тут? Пожалуйста…)
В тот момент Молдован сделал шаг к противнику и взял протянутую ладонь в свою руку. Лицо Ишуа озарила улыбка.
— Bonnie… I see you… It's you… God… I can see you clearly… Yes… I see… (пер. с англ.: Бонни… Я тебя вижу… Это ты… Господи… Я отчетливо тебя вижу… Да… Я вижу…)
Молдован опустился на колени и неожиданно обнял Ишуа. Его голова оказалась на плече врага. Его взгляд был устремлен упорно в одну точку.
— I see you… I see Bonnie… I see Elena… I'm crying… My tears are flowing… I am happy… God… I'm happy again… They are with me… I see them… (пер. с англ.: Я вижу тебя… Я вижу Бонни… Я вижу Елену… Я плачу … У меня текут слезы… Я счастлив… Господи… Я снова счастлив… Они со мной… Я их вижу…)
Конечно, на его лице не было слез. Красные шрамированные рубцы оставались сухими и безжизненными. Но улыбка передавала самое что ни на есть истинное счастье. Ишуа продолжал в объятиях Молдована тянуться обеими руками вперед, созерцая самое сокровенное и любимое.
— I'm with you… My dears… I'll stay with you… Now I will always be with you… I promise… We will never part… (пер. с англ.: Я с вами… Мои дорогие… Я с вами останусь… Теперь я буду всегда с вами… Обещаю… Мы никогда не расстанемся…)
Последний оставшийся в живых мафиози наслаждался невероятным моментом и познавал свою собственную непредсказуемую Пандору. Молдован, не отступая, помогал врагу, как и обещал, но через несколько минут смиренного затишья оторвался от него и подался назад. Ишуа остался стоять на коленях с поникшей головой и улыбкой на лице. Он долго молчал. Может, целую вечность. И вместе с ним молчали остальные. Никто не нарушал тишину. Будто не осталось подходящих слов или они уже были просто не нужны.
— Неужели правда такая несчастная? — издал смешок Ишуа.