Во что бы то ни стало
Шрифт:
– Надо еще, чтобы Виктору понравилась комната, а Лене – наша квартира. Лена эта, видать, та еще… Не успела с мужем развестись, а уже юношу подцепила.
– Он ей шкаф строит.
– Да, теперь это так называется…
– Какой ты испорченный…
– А почему он голый ходит?
– Он работает. Ему жарко.
– Хм, жарко ему. В доме холод собачий, ты не заметила?
– У вас, у мужчин, все мысли только об одном, – почему-то обиделась Юлия.
– Опять мы виноваты.
– А кто?
В ту ночь Юлия долго не могла заснуть. Лежала с открытыми глазами и думала о прошлом, об обмене, о Лене и таинственном ее Викторе. Алеша спал тихо, как младенец, и выражение его лица было безмятежно.
«Когда, наконец, состоится этот обмен, когда все плохое, тяжелое и страшное будет уже позади, мы с Алешей поедем в Италию, в любимую Италию, обязательно, всенепременно поедем, – подумала Юля. – Как это у Гете? Кто был в Италии – уже никогда не будет абсолютно несчастным. Абсолютно несчастным можно не быть. А вот абсолютно счастливым? Есть ли люди с таким мироощущением – абсолютного счастья – не на миг, не на час – на годы? Есть ли такие судьбы – абсолютно счастливые? И что это – судьба? Стечение обстоятельств, случайностей и планомерных усилий воли? Некая энергетическая субстанция, которая существует сама по себе?»
В ту ночь Юлия еще долго не могла заснуть.
А за окном, слегка поскуливая, неприкаянно носились в темноте зимние московские ветра…
Глава 2
Виктор был согласен на комнату в Измайлове. Она ему даже понравилась. Он надолго остановился у окна, изучая соседний дом, слишком близко стоящий, потом обернулся:
– Хорошая комната.
Юлия просияла в ответ.
– Да, – прозвучало уже более уверенно, – хорошая комната.
Виктор снова отвернулся к окну. Высокий, широкоплечий, он как-то вдруг жалко ссутулился, так что Юля даже струхнула: не плачет ли? Но Виктор обернулся и улыбнулся Юлии – печально, но все же улыбнулся:
– Все в порядке. Меняемся.
– Какой он грустный, – сказала Юля, когда они довезли Виктора до подъезда дома на Коммунистической.
– Будешь тут грустным.
– Вот они возьмут с Леной и помирятся. И не будут с нами меняться.
– Готовься к худшему. Тогда не так расстроишься, если этот обмен сорвется.
– Что ты такое говоришь? Почему, собственно, он должен сорваться? Ни в коем случае. Вот посмотришь, мы обязательно поменяемся. Обязательно. Алеша, верь мне. Мы поменяемся. Иначе и быть не может.
– Алло, Лена? Как дела? – Юля затаила дыхание: сейчас как скажет, что Виктор по здравом размышлении решил, что комната ему не подходит, что он раздумал меняться, что будет искать другой вариант…
– Вроде нормально, – заговорщически успокоила Лена. – Виктор – это же очень пассивный субъект. Типичный такой маменькин сынок. Да. Это – что-то! Я потому с ним и развожусь: устала его на себе тащить и все за него решать. Ему – что надо? Ему надо, чтобы его прислонили к стенке и оставили в покое. Короче, я в тот день, когда вы его возили комнату смотреть, вечером пришла домой и спрашиваю: «Ну как комната?» Он говорит: «Да вроде нормально». Я говорю: «Кухня большая?» – «Большая». – «Коридор большой?» – «Большой». Я говорю: «Ну, и…» – подталкиваю его к решению. А он: «Квартира уж больно запущенная…» – «Ах, вот оно что, – говорю, – ты вокруг посмотри, на квартиру, в которой мы
– Лена, Виктор очень симпатичный. Ты несправедлива к нему!
– Ты так считаешь?
– Однозначно! Посмотри, какой он трогательный, как он переживает все, что между вами происходит! Видно, что он человек абсолютно порядочный, содержательный. У него взгляд глубоко страдающего человека!
– Ты так считаешь?..
– Лена, не спеши! Может быть, ты еще передумаешь?! Такие мужики на дороге не валяются!
– Юля, Юля, ты просто очень добрая. И ты не сталкивалась с этим явлением – с маменькиным сынком! Так вот, – увлеченно продолжила Лена повествование о бывшем муже, крайне довольная своим умением подвигать его на кардинальные решения, – «Виктор, район тебе нравится?» – говорю. «Ничего».– «Так идти мне смотреть Юлину квартиру или нет?» – «Иди». Представляешь, Юль, вот такой он. Мне кажется, ему вообще ничего не надо. Психотерапевт! Он и на мне пытался свои эксперименты ставить. Но я не поддавалась. Он злился от этого: у тебя такая защита мощная, такая защита. Ты, говорил, слишком трезво на жизнь смотришь, тебе в жизни сказки не хватает. Я ему: мол, очнись, оглянись вокруг – тут сплошная сказка страшная, в темном волчьем лесу. Я нормально смотрю на жизнь. Я просто не витаю в облаках, а анализирую жизнь. В общем, вот так. А переводы – так это Виктор хорошо английский знает и переводит прилично, вот ему заказы и поступают. Он этим зарабатывает, – энергично развивала тему Лена, – Виктор когда-то вел группы. Такие группы психологической коррекции… Так вот, сейчас с ними – проблема. Никто не хочет в группы. Все индивидуалистами страшными заделались. А индивидуальная психотерапия себя не окупает.
– Знаешь, он мне показался очень грустным. По всему видно, что переживает.
– Ничего, пусть. Не все же ему из меня кровушку пить.
– Можно ли быть настолько непримиримой!?
– Вот когда тебя несколько лет подряд в дерьмо мордой потычат – ты тоже будешь непримиримая. Давай на «ты»? Так легче. Когда-то мы с Виктором встретились – как два одиночества. То есть как два невроза… Ты вообще в курсе, что психотерапевты считают любовь – неврозом? Острым невротическим состоянием?
– Не может быть! А как же…
– Вот именно! – торжествующе произнесла Лена. – А ты еще мне что-то говоришь про налаживание отношений! Да, психотерапевты так и говорят: любовь – это острая фаза невроза, и когда мы с тобой говорим о ком-то: эти двое любят друг друга, – психотерапевты тут же проанализируют эти чувства как встречу двух неврозов, один из которых успешно дополняет и развивает другой. А ты еще говоришь! Так что не будем о грустном. Я думаю, что с Виктором вопрос решен. Он ленивый, безрукий, маменькин сынок, сам вариант обмена искать не будет, а меняться надо. Сам говорит периодически: давай меняться. И ничего при этом не делает. А делать что-то надо. Все-таки личная жизнь у него происходит в нашей теперешней квартире, и ему передо мной неудобно. А сам он вряд ли будет искать другой вариант, да.
Юля вздохнула:
– Тогда приходи сегодня вечером.
– Спасибо, приду. К родителям зайду, а потом – к вам. В смысле к вам с Алешей. Меня еще почему ваша квартира очень устраивает. У меня рядом родители живут. На Абельмановке, где ЗАГС.
Лена положила трубку и с тоской обвела взглядом стены комнаты. Ах, если бы все это было правдой. Как было бы легко! Настоящий обмен, настоящий – не понарошку – осмотр квартиры… Да, но тогда пришлось бы разводиться с Виктором… Да и квартира эта… Зачем тогда эта квартира, зачем тогда все-все-все, если бы все это было по-настоящему? Если бы было по-настоящему, тогда все было бы по-другому. Абсолютно все.