Во имя отца и сына
Шрифт:
И Юля заговорила. Она выложила ему все, что было у нее на душе. Роман слушал, не перебивая. Рассказывала она торопливо, сбивчиво, потому что волновалась, опуская иногда интересное и важное, подробно останавливаясь на незначительном. Начала с того, как впервые приехала в Москву с аттестатом зрелости и золотой медалью отличницы, как впервые робко переступила порог университета.
– Я была - сама мечта и романтика. Комсомолка-активистка, дочь партизанского командира, я смотрела на жизнь так, как смотрели те, кто боролся за революцию, кто сражался с фашистами. Я была такой, которых теперь называют "ортодоксами". Словом, я была патриоткой. И вдруг в университете я узнаю, что это старо, несовременно, что я - глухая провинция, у молодежи теперь новые веяния и новые идеалы. Так говорили не только многие из студентов, подкатывавшие к университету на папиных машинах, но и некоторые преподаватели: на лекциях, и особенно после, когда мы окружали их в перерыве, задавая откровенные вопросы. Я не хотела быть отсталой, дремучей провинциалкой, старалась стать современной, заставляла
Как-то в общежитии, сидя у репродуктора, я заслушалась "Уральской рябинушкой". Моя соседка по комнате Лика Травкина - теперь она стала московским литератором - с иронией спросила меня: "И тебе нравится этот примитив?.." - "Хорошая песня", - ответила я. "Бедная, - пожалела меня Лика.
– В тебе еще живет деревня с балалайкой и частушками. А мы вот не принимаем деревенских песен. Нас они не трогают. Скажешь, это непатриотично? Нас надо за это казнить?" И пошла, и пошла выкладывать себя. Она даже не знала, что "Уральская рябинушка" не деревенская, а городская песня. "Тебе, наверное, и "Аленушка" в Третьяковке нравится? Сидит босая, непричесанная девка у лесного пруда и плачет. А чего плакать, чего строить трагедию? Подумаешь: что случилось? Иванушка изменил? Ну и что - измени ты ему. Или эти так называемые "Богатыри" - древние бородатые купцы на конях. Позируют. Или "Дети в грозу". Художник хотел передать психологию детского страха. А что, получилось? Жалкий лепет. Грозы испугались. Ну и что? Пусть сидят дома. Кому это интересно? Нам, нашему поколению? Зачем? Мы грозы не боимся, мы идем на грозу". Так перевоспитывала она меня. Правда, я однажды взорвалась и наговорила ей резкостей. Но она выслушала меня и спокойно ответила: "С такими вкусами, как у тебя, вообще не стоит жить".
В те годы там, в университете, я узнала, что теперь и любовь тоже новая, свободная, раскрепощенная от условностей и традиций. И люди другие. Так живут на Западе. Мы старались подражать Западу. Во всем. У нас это считалось бороться с последствиями культа. Между прочим, когда я была за рубежом, далеко от Родины, один американский журналист, коллега моего друга, сказал: "С Россией мы воевать не будем. Русских коммунистов и Советы уничтожим мирным путем. Руками нового советского поколения, которое воспитаем мы. Воспитаем в нашем духе".
– "Растлите?" - уточнила я. "Если хотите, да", - ответил он самоуверенно. "Всю молодежь?" - спросила я. "Зачем всю? Всю и не нужно. Достаточно студенчества", - сказал он. "Вы так думаете? По-вашему, какая-то жалкая кучка подонков может уничтожить Советскую власть?" - "Вы забываете, - уточнил американец, - что у руководства страной будут стоять не те молодые люди, которые работают на заводах и на фермах, а те, которые учатся в университетах".
– "Вы плохо знаете советский народ", - ответила я, "Что народ, - ухмыльнулся он.
– Народ никогда ничего не решал: за него решают те, кто у власти. А они, как правило, народа не любят, не понимают и часто презирают".
Меня поражал его откровенный цинизм и то, как он разговаривал со мной, словно я была посторонней, чужой советскому народу. Я сказала, что он меряет все на буржуазный аршин. Он возражал, считая меня наивным ребенком, похвастался своим знанием СССР, где он дважды бывал.
Разговор этот происходил в Австрии, в Венском лесу, в небольшом ресторанчике. Внизу в сиреневой дымке лежала красавица Вена, а у меня на душе было такое, хоть плачь. Хотелось крикнуть этому подлому американцу прямо в лицо: "Неправда! Неправда! Вы не знаете Советской власти, нашей страны и нашего народа!" Слова его мне тогда запали глубоко в душу и, быть может, помогли многое понять и разобраться в собственной судьбе.
Она замолчала и, остановившись у скамейки между фонтанами "Каменный цветок" и "Дружба народов", рассеянно предложила:
– Посидим?
Роман с готовностью согласился.
– Ну вот, - продолжала Юля, силясь восстановить утерянную нить разговора.
– О чем я? Ах да… Университет. Там я узнала вкус вин и коньяков, познакомилась со студентом-иностранцем. Звали его Азиз. Красивый парень. Арабы вообще интересные. Полюбила его. Он был внимателен, нежен. Думаю, что по-своему и он любил меня. Племянник короля небольшого государства, он был избалованный, но не глупый парень. Поженились. Закончив Московский университет, мы уехали в его страну. Экзотическая южная страна, богатая и нищая, трудолюбивый народ, который грабили все, кому не лень. Столица - вполне современный европейский город, с большими магазинами, красивыми зданиями. Особняки в тенистых парках, кинотеатры, клубы. Но все это принадлежало не коренному населению, а европейцам, которые фактически оккупировали страну… Они - владельцы и домов, и особняков, и магазинов, и кинотеатров. В их руках не только финансы и экономика страны. Они захватили и духовную жизнь. Разрушили национальную культуру, перенесли сюда свою, европейскую, чуждую духу народа. Король там полновластный хозяин. Все государственные посты заняты его родственниками. Советники и эксперты -
Юля умолкла и облегченно вздохнула. Теперь Роман знал о ней все. Она думала, что Роман станет расспрашивать ее о подробностях, о муже и Рихарде. А он только сказал:
– Значит, там теперь республика? Народ все же пришел к власти!
– Да как сказать… Обстановка в стране сложная. Монополисты нашли на Западе двух негодяев, полуарабов-полуфранцузов, вроде королевского зятя. Эти два типа прошли специальную подготовку, затем их забросили в королевство, где они стали выдавать себя за коммунистов-патриотов, вести якобы революционную работу. Вскоре их арестовали и судили. Печать об этом трубила, создала им рекламу. Их приговорили к смертной казни, но те же монополии устроили им побег. Так в стране была создана легенда о двух героях-патриотах. Когда свергли короля и установили республику, те двое спешно прибыли из эмиграции и вошли в правительство республики. Так что понимаешь, как там это все сложно. Монополии - это международная организация, имеет свою агентуру по всему свету и прямо или косвенно контролирует правительства многих стран.
Он с восхищением смотрел на молодую женщину, которая благодаря своему жизненному опыту, казалось, была старше его лет на десять.
Из репродукторов звучали мелодии. И вдруг голос диктора:
– Юлия Елисеевна Законникова! Вас ждет муж у Главного входа.
Четко, ясно, громко по всей территории. И снова через несколько секунд:
– Юлия Елисеевна Законникова! Вас ждет муж у Главного входа.
– Юля, тебя, - вздрогнул Роман и поднялся.
– Ты ведь Елисеевна?
– Все сходится, только это не меня, - взволнованно отозвалась Юля. И потом, немного смутившись, пояснила: - Никакого мужа у меня нет.
– Ну хорошо, а вдруг?
– предложил Роман, видя ее неловкость.
– Иди. Иди-иди. Ведь ждет же человек.
Юля стояла в нерешительности. Большие глаза округлились, лицо побагровело.
– Ничего не понимаю, - растерянно проговорила она, теряясь в догадках: кто это? Азиз? Откуда? Почему вдруг? Нет, не может быть. Тогда Рихард? Тоже невероятно: Рихард не позволит себе дать такое объявление, потому что она не была его женой.
Юля доверчиво взяла Романа под руку и впервые за все время их знакомства прижалась к нему, точно искала защиты и совета. Роман, почувствовав ее близость, ласково сказал:
– Иди, Юля.
Она покачала головой и, прикрыв глаза, упавшим голосом произнесла:
– Нет, я не пойду.
– Но почему… Юля? Пойдем вместе… если ты, конечно, не возражаешь.
– С тобой, да, - прошептала она и еще крепче прижалась к Роману.
Они направились к Главному входу.
Саша Климов выскочил от Глебова, не чувствуя под собой ног. Шутка ли - директор Дома культуры! "Что это значит?" - спрашивал он себя. Но с ответом не спешил: ведь он мечтал стать журналистом. Он спал и видел свои вдохновенные очерки в центральных газетах, подвалы, под которыми красовалось его имя. Пределом же мечты, смыслом жизни была книга стихов и поэм Александра Климова (без всяких псевдонимов). Вот она выставлена на стенде новинок Вероникой, этой хотя несколько и чопорной, но очаровательной девушкой. Саша мечтал об университете. Он понимал: как дорога к звездам идет через космос, так путь к мечте лежит через образование. В этом году Саша обязательно поступит в университет. Если не на очное, то на заочное отделение. А как же Дом культуры? Надо посоветоваться, и прежде всего с Архиповым. Где он сейчас может быть? Саша вспомнил, что Роман договаривался с Юлей пойти на ВДНХ, и помчался на выставку. Но как их там разыскать? Это все равно, что искать пятак во ржи. И тут он услышал голос диктора, который передавал по радио объявления: "Георгий Тимофеевич Звонарев! Вас ожидает друг у входа в павильон "Электроника".
– Идея!
– воскликнул Саша и помчался на радиоузел, сочиняя на ходу текст объявления. Может, так: "Роман Васильевич Архипов! Тебя ждет друг у Главного входа." Нет, Архипов сразу догадается и не подойдет. И тогда Саша решил дать то объявление, которое так взволновало обоих - Юлю и Романа.
К самому входу Юля пошла одна: Роман сел на скамейку невдалеке от ворот. Саша Климов появился перед ним, как из-под земли, неожиданно, - веселый, по-озорному улыбчивый, дурашливо импровизировал: