Во всю ивановскую (сборник рассказов)
Шрифт:
— Или: ты плыла без меня, я и не знал, что ты за мной плыла, так далеко ты еще не плавала, вдруг кричишь. Господи, как я перепугался. Волны, ветер, кричу: отдыхай, отдыхай! А ты потом говорила, что я кричал: подыхай, подыхай. Это юмор?
— Отсюда брякнуться — и следов никаких. Да?
— Отойди от края.
— А в каком это фильме влюбленные вместе бросаются в пропасть?
— В фильме же все рассчитано на воздействие, в жизни за месяц нет столько трупов, сколько в каждом почти кино. Твой муж мне рассказывал, как он работал с режиссером и как тот требовал от него не просто убийства, но убийства изощренного. «Убей его
— Рассказывал. Конечно, какая изощренность, в жизни псе проще, вот оступиться — и все.
— Отойди от края. Иди с этой стороны, слышишь? Рассержусь.
— Скажи, но только честно-честно, жене можно было солгать, но не любимой, ты меня любишь?
— Да.
— Скажи: ты хотел когда-нибудь, чтоб твоя жена умерла?
— Нет.
— Даже когда доходило до развода?
— А дети?
— Что дети? Они уже большие, да и нужны ли мы им будем? Вон Васса Железнова ради детей мужа умертвила, а чего дождалась? Я знаю, муж мой рад бы был моей смерти. Если б не ты, а он со мной купался, уж точно бы подплыл да сделал бы такую рожу, что у меня бы и руки и ноги отнялись. И никто бы не был виноват.
— Ты больная. Тот экскурсовод, помнишь, говорил о смеси горного и морского воздуха и о том, что нервы здесь вылечиваются в три дня, а у нас скоро полный срок.
— Да, скоро заказывать такси, скоро в аэропорт.
— А в нем я страшно боюсь столкнуться со своей женушкой, ее вспыльчивостью, способностью при посторонних кричать на детей, меня, ой, а там дом, работа, там ее разговоры о деньгах, ну и так далее.
— Я еще больше твоего боюсь встретиться со своим мужем, с его черствостью, равнодушием. Он сядет разбирать почту, и уже не мой, не семьи, потом он должен ехать подряд в два места, запустит все дела, я буду во всем, даже в его делах, виновата. Кстати, о кино, он расплевался со студией, так что и денег не будет.
— Мы говорили уже об этом — растворись в его деле, оно не ложное, ради меня нельзя ничем жертвовать, но в нем дар, который надо спасти.
— Будет целыми днями брюзжать, что ему не работается, когда я дома, а когда меня нет, спрашивать отчета, а ты говоришь — смесь воздуха.
— «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботы суетного света он малодушно погружен…»
— Стыдно! Пушкина не знаешь. Не в заботы, а в забавы.
— Да уж какие забавы, сплошные заботы. «Молчит его святая лира, душа вкушает сладкий сон…»
— А моя душа что вкушает?
— «… и средь детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он. Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется, душа поэта встрепенется как пробудившийся орел!» А тут ты со своими заботами.
— Но не с забавами, а с заботами!
— Не в это же время!
— Я устала угадывать, это время или не это. Пусть живет один.
— Но он не может без семьи.
— А семья с ним не может.
— Почему?
— Он меня не любит. Я нужна ему иногда как вещь на полчаса, час, и он снова чужой.
— Вздор. Мы что, снова пойдем по
— Вот что, милый. Я выслушала все твои теории и лекции. Спасибо, что ты мне сказал о значительности моего мужа и о моей ничтожности, я это знала. Иди обратно один, иди, не жди. Прошу.
— Мужчины любят сильнее и глубже, физически они устроены проще, но не душевнее. Нет статистики, но поверь, что очень много самоубийств из-за любви именно юношей. Кто кого не дожидается чаще всего, когда парень служит в армии? Девчонки. Им страшно не выйти замуж, при выходе ими руководит чаще расчет, чем наоборот. Кто сидит в колониях? Молодежь, в основном мужчины. Из-за кого? Из-за женщин. Кражи, драки, пьянство — корень их в женщинах. Все блатные песни полны горького упрека той девушке, которая довела до арестантов…
— У-хо-ди.
— Вопрос: какие женщины.
— У-хо-ди. Ты ничего не понял ни во мне, ни в себе.
— Ты из тех, которые спасают, а не губят. Из редчайших жертвенных натур, почему же ты…
— Мне плохо, ты не видишь — мне плохо? Уходи.
— Как я уйду, если тебе плохо? Ничего себе логика.
— Стой, мне ничего не надо, я прекрасно себя чувствую, «во и у меня даже прибавилось сил. Наша игра довела меня, именно меня, до этой пропасти. Вернуться к тебе, к нему я не смогу. Мне было хорошо с тобой, я тебе очень благодарна, что ты эти три недели был ласков, внимателен, хотя бы три недели. Мне было так хорошо, что я точно поняла, что лучше мне никогда не будет. Вернуться в жизнь, которая есть непрерывная каторга души, — нет!
— Ия тоже не хочу жить, как мы жили. И ты не хочешь!
— Ты ничем не хочешь жертвовать, а требуешь жертвы, ты ни в чем не уступаешь, а требуешь уступчивости, ты жесток, а требуешь ласки.
— Это не я, это моя работа, она требует меня всего, и я обязан ее делать хорошо. Да, в том числе и за счет твоих нервов и крови.
— У меня больше нет ни того, ни другого. У меня единственная и последняя просьба, выполни ее, если любишь. Когда-то ты ради меня мог многое. А моя просьба очень простая. Сегодня ты собирался в город, и все это знали, в горы мы пошли внезапно, нас никто не видел. Отсюда ты пойдешь на рынок и сиди там в пивной, там такой народ, что все скажут, что ты сидишь с утра.
— Пре-кра-ти! Сохрани себя для него!
— Для кого? — закричала она. — Хватит играть в него и в нее! Ты все рассчитал заранее, когда предлагал мне роль возлюбленной. Чтобы воспитать из меня наседку, домработницу, да еще уверить ее, что она любима и обязана быть счастлива.
— Посмотри на писательских вдов. Когда я работке издательстве, я на них нагляделся. В Союзе писателей даже огромный по количеству Совет писательских В
О чем они говорят? О том, что дуры были, что свое дело казалось важным, а важное-то как раз было дело мужчин. Хочешь их путь повторить?
— Не повторю. Я тебя не переживу.
— Какое мы имеем право говорить о том, кто раньше умрет? Кто когда умрет, это единственное, что никто знает.
— Я знаю. Я договорю. И посмей только перебить меня знаешь. Я босиком по снегу бежала за тобой, помнишь
— Да.
— Так слушай. Мне было с тобой хорошо как никогда! Я даже помню, как светились твои глаза, помню, как касалась меня твоя рука, как билось твое сердце, с этим… нет, да лучше б этого не было, я хотела сказать, что с этим легче у ходить, нет, трудней.