"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Ты пока что садись и говори, куда тебя везти, - кисло сказала Лицкая, но тут же снова заулыбалась: - Не могу на тебя сердиться! Нахлынули воспоминания, черт с тобой, я не сержусь, садись!
Маша с сомнением оглядела свое изрядно потрепанное пальто.
– Не знаю, удобно ли.
– Я не стесняюсь, - гордо заявила Лицкая.
– Я человек широких взглядов.
– Это я стесняюсь, - улыбнулась Маша.
– Меня могут увидеть в твоем обществе, у мужа будут неприятности. Кстати, поздравь меня: я теперь
– Вентулова!
– Лицкая всплеснула руками.
– Где мои глаза? Что за метаморфоза? Можно подумать, что твой муж - мусорщик какой-нибудь!
– Он служит в уголовном розыске, - угрюмо сообщила Маша.
– А что делает твой муж?
– А черт его знает, что он делает!
– весело крикнула Лицкая.
– Я ведь не замужем. Садись, не трусь, ты ведь у нас в отчаянных ходила! Тряхнем стариной!
Маша махнула рукой, что, вероятно, должно было означать - "пропадай, моя телега!", и села рядом с Лицкой.
– Гони, милый, - велела Лицкая кучеру.
– Значит, в уголовке твой муженек? Коммунист?
– Само собой разумеется, - сухо сказала Маша.
– А ты что, против коммунистов?
– Чтоб я сдохла!
– расхохоталась Лицкая.
– Ты разговариваешь, как следователь ГПУ!
– Она вдруг погрустнела: - Знаешь, врать не стану. Отец торгует колбасой, я стою за прилавком. Вам полфунта? Пардон, самая свежая-с! Вам? Извольте-с. Хамство…
– Позволь, - изумилась Маша.
– Если я не запамятовала, батюшка твой был камергером высочайшего двора?
– Тсс… - Лицкая шутливо приложила палец к губам.
– Камергер дал дуба, а родился советский торгаш товарищ Лицкий. Папа отрекся от ключей, мундира и орденов. Он такой. Бал выпускной помнишь?
– Еще бы!
– оживилась Маша.
– В тебя был влюблен Яковлев, помнишь?
– Яковлев… - Маша наморщила лоб.
– Ну как же! Из царскосельского гусарского, да?
– Да, - Лицкая вздохнула.
– Он убит, Вентулова. Под Перекопом.
"Ах, мадемуазель, - восторженно восклицал тогда Яковлев.
– Вы такая… Вы такая… Слов нет, какая вы… А я, знаете, решил бросить военную службу. И знаете почему? Потому что я вижу - вы не любите военных!"
Маша закрыла глаза. Что он еще говорил? Не вспомнить… А она хохотала. До изнеможения. А почему ей было смешно? Не вспомнить… Ментик у него был красный. Ну, конечно же, - по форме полка, у них у всех красные. Убит. Возможно, кем-нибудь из товарищей Коли. Или нет? Впрочем, это уже все равно. А лицо? Да, какое у Яковлева было лицо? Не вспомнить…
– А потом, мы пошли к "Донону", помнишь?
– щебетала Лицкая.
– В блузках, эмансипе, помнишь? Ничего-то ты не помнишь, Вентулова. На тебя дурно влияет твой наверняка некрасивый муж, чтоб я сдохла!
– Где ты взяла эту дурацкую присказку?
– раздраженно спросила Маша.
– А муж мой -
– Да все, все мне ясно!
– счастливо улыбалась Лицкая.
– А вот "Донон", видишь?
Они свернули с набережной Мойки и въехали на мост. Слева, в глубине двора, маячила вывеска ресторана.
– Зайдем?
– подмигнула Лицкая.
– Ты с ума сошла!
– Маша провела ладонью по своему пальто.
– "Донон" теперь не для меня.
– Ну, положим, он и раньше был не для тебя, - высокомерно сказала Лицкая.
– Ты, я знаю, выше "Астории" никогда не поднималась.
– И, увидев, как нахмурилась Маша, заторопилась: - Я пошлая дура, прости меня, плюнь, - и за мной! Я угощаю! Все сметено могучим ураганом!
Она спрыгнула на тротуар и подала Маше руку:
– Сегодня я буду твоим кавалером, Вентулова. Вспомним молодость, чтоб я сдохла!
Они пошли в ресторан. У гардероба стоял величественный, как монумент, швейцар - весь в галунах, с раздвоенной адмиральской бородой.
– Чего изволят барышни?
– осведомился он. У него были небольшие, близко друг к другу посаженные глаза, как у мыши, взгляд пристальный, цепкий.
– Ты, папаша, на полицейского осведомителя похож, - съязвила Лицкая.
– Противный ты, прямо тебе скажу.
– Всякое дыхание да хвалит господа, - смиренно отозвался швейцар.
– И осведомитель человек, барышня… Вы в залу пойдете или, может, отдельный кабинет желаете?
– Давай с большой ноги, - подмигнула Лицкая.
– Займем кабинет.
– Чем промышлять изволите?
– дружелюбно продолжал швейцар.
– И велик ли нынче доход от вашего рукомесла?
Лицкая смерила его долгим взглядом и рассмеялась:
– Отомстил, черт с тобой. Квиты.
– Еще нет, - улыбнулся швейцар.
– Латыняне говорят: возмездие впереди.
…Они заняли выгородку, отделенную от остального зала портьерой. Подошел сам метрдотель, подал прейскурант.
– Дорогуша, - сказала Лицкая.
– Все самое вкусное в расчете на нашу комплекцию. И сухого шампанского. Спроворь!
– Она весело потерла ладонь о ладонь и, перехватив изумленный взгляд Маши, сказала: - Все в прошлом, дорогая. Манеры - тоже.
Оркестр сыграл вступление, развязный конферансье с белым, словно обсыпанным мукой лицом томно сказал:
– Господа! И, конечно же, товарищи. Жизнь мимолетна, как взмах крыльев мухи. А муха, как известно, в секунду делает сто тысяч взмахов - ученые жуки это подсчитали, им все равно делать нечего.
– Он подождал - не будет ли смеха? Но никто не засмеялся, и тогда конферансье продолжал: - Вечна в этом мире только любовь. И я предлагаю вам прослушать романс на эту вечную тему. Исполняет всем вам хорошо известный Изольд Анощенко!