"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Деньги, часы, документы, - спокойно приказал Пантелеев.
Женщину колотило от испуга. Мужчина заметил в руке одного из бандитов револьвер и послушно кивнул:
– Не бойся, Аня. Сними серьги, отдай им кольцо. Вот мой бумажник и часы… Все?
– Все, - кивнул Пантелеев.
– Проваливайте.
Мужчина бросил бумажник и все остальное на тротуар, взял женщину под руку, и они медленно двинулись в сторону Фонтанки.
– Что же не спросите, с кем поцеловаться пришлось?
– в спину им усмехнулся Пантелеев.
Мужчина обернулся:
– Вы - Пантелеев, я это сразу
– Студенцов презрительно усмехнулся: - На что рассчитываете, гражданин Пантелеев? Ведь у вас в запасе день - два - три. Идем, Аня.
– Никто не знает, когда умрет, - вздохнул Пантелеев.
– И вы не знаете. Идите с богом.
– Мне страшно, Сергей, - сказала женщина.
– Пустяки.
– Студенцов обнял ее.
– Бояться нужно не нам…
Они пошли. Пантелеев оскалил зубы, захрипел.
– Обидели нас, - сказал кучер.
– Гордые.
Пантелеев дважды выстрелил в спину Студенцову и его жене. Оба рухнули.
– Барахло возьми.
– Пантелеев спрятал маузер. Кучер подобрал деньги и драгоценности. Ленька протянул руку: - Дай-ка.
Пантелеев покачал на ладони часы и бумажник, посмотрел на свет камни в серьгах и равнодушно швырнул все в сток у кромки тротуара.
– Трехнулся, - охнул кучер.
Ленька взглянул на него пустыми глазами:
– Все суета сует и томление духа. Он, Филя, прав. Чует сердце - настают мои последние денечки.
…Это были кровавые "денечки". Понимая, что расплата неминуема, Пантелеев совершенно озверел. Преступление следовало за преступлением, одно страшнее другого. Не проходило дня, чтобы в сводке происшествий Петроградского УГРО не появилась бы фамилия: Пантелеев. Оперативные группы ОГПУ и милиции шли буквально по пятам бандита, но он в последний момент ускользал.
На одном из очередных совещаний первой бригады УГРО неожиданно появился начальник петроградской милиции. Он прекрасно понимал, что и Бушмакин, и его сотрудники - опытные, преданные своему делу люди, из кожи вон лезут, чтобы обезвредить Пантелеева и его банду. Он знал, что никакими словами и призывами сейчас не поможешь, но наступил тот последний, крайний момент, когда нужно было что-то сделать, сказать, чтобы сдвинуть с мертвой точки затянувшийся розыск бандита. Собственно, никакой "мертвой" точки не было. Шла напряженнейшая круглосуточная работа, и только непосвященному человеку могло показаться, что дело не двигается. Оно двигалось, происходило то незаметное накопление мероприятий, которое вот-вот должно было дать качественный результат. Теперь уже не могло быть никаких случайностей. То, что на первый взгляд даже и выглядело случайностью, на самом деле было подготовлено всем ходом событий.
– Объективно всех нас нужно судить, - сказал начальник управления.
– И это произойдет, если в ближайшие часы Пантелеев не будет взят. Я не призываю вас соревноваться с товарищами из ГПУ - мы работаем вместе, но я напоминаю вам, что дело нашей чести - обезвредить Пантелеева. Мы его породили, мы его и убьем. Это не шутка в данном случае, а повод для глубоких раздумий. Бушмакин, доложите обстановку.
– Вчера убиты супруги Студенцовы, - сказал Бушмакин.
– Сегодня
– А мы снова заседаем, - сказал начальник.
– И каждый думает: вот сейчас, сию минуту зазвонит телефон и мы узнаем: кто-то убит, ограблен. Бушмакин, у вас есть план, который реально гарантирует уничтожение банды?
– "Закрыты" притоны, малины, хазы… Там наши люди. "Закрыт" ресторан "Донон". Кондратьев сумел убедить швейцара, и тот согласился нам помочь. Вообще-то он человек сомнительный, но у нас нет другого выхода. Будем надеяться, что он сообщит, если Пантелеев появится в ресторане. Арестованы тридцать пять человек, которые проходили как прямые связи Пантелеева. Их допрашивают. На учете все без исключения скупщики краденого. Около них - наши люди… Улицы усиленно патрулируются нарядами милиции… На вокзалах установлено круглосуточное дежурство. Считаю, день-два - и конец, - закончил Бушмакин.
– Многим за эти день-два сколотят гробы… - вздохнула Маруська.
– Зря я его тогда не пристрелила. Пару лет отсидела бы, зато сколько людей в живых осталось бы.
– Глупость говоришь, - перебил Коля.
– Публично расстрелять бандита, самосуд устроить - сегодня этот политический вред ничем не окупится.
– Верно, - поддержал начальник.
– Работайте. Докладывать мне каждые два часа. Кстати. Почему я не вижу товарища Колычева? Он что, у вас в кабинете скрывается, Бушмакин?
Бушмакин покраснел, словно мальчишка, которого застали во время кражи сахара из буфета.
– Ладно, - улыбнулся начальник.
– Мне Кондратьев осветил его роль в этом деле. Пусть работает. На мою ответственность.
Начальник ушел.
– Ай да ты… - Бушмакин посмотрел на Колю так, словно впервые его увидел.
– Я, понимаешь, тяну с увольнением Колычева. Не то чтобы боюсь, - откладываю, понимаешь? А ты - раз и квас! Смел!
– Да чего там, - смутился Коля.
– Я случайно.
– Не прибедняйся, - усмехнулся Бушмакин.
– Ты любишь людей, Коля. А в нашем деле, я считаю, это главное.
Маша никогда не вспоминала о Смольном. Он канул в Лету, он навсегда остался в прошлой, выдуманной, вычитанной в романах жизни, той жизни, которая закончилась 25 октября 1917 года и о которой, конечно же, следовало забыть. Маша забыла. И вдруг спустя пять лет на заплеванной трамвайной остановке, где Маша стояла, сгибаясь под тяжестью огромной кошелки с картошкой, эта вроде бы безвозвратно опочившая жизнь дала о себе знать. За спиной процокали подковы, чей-то удивительно знакомый голос спросил:
– Ба! Да это же Вентулова! Чтоб я сдохла!
Маша обернулась. В шикарной лакированной коляске, запряженной парой серых в яблоках коней, стояла расфуфыренная девица и махала рукой.
– Ну конечно же!
– продолжала девица.
– У кого еще может быть такой красивый нос, губы и глаза, как не у Вентуловой, чтоб я сдохла!
– Лицкая!
– удивилась и обрадовалась Маша.
– Ты ли это?
– Маша подошла к коляске.
– Нет. Тебе я не могу отплатить той же монетой. Ты постарела и подурнела, уж извини.