Воин северной пустыни

Цикл“Историк”

РассказIII

Воинсевернойпустыни

Замерзшейпустынепосилампробудитьвчеловекезверя, нонепосильнопробудитьвзверечеловека.

ОлафСлеггер

Я,

ради невесты, устроил крысам забастовку. Даже выдвинул им кучу требований, несмотря на то, что было – только одно. Вот так. Все ради нее! А главное, – они согласились! Не на все требования, конечно, а только на – одно… Зато на – важнейшее, из-за которого я все им и устроил. Да мне, в итоге, другие мои заявления тоже неразумными показались – такими же, как некоторые капризы моей невесты… Капризы всегда такие… Просишь кого-то, к примеру, принести что-то, что тебе не ненужно никак, только бы этот кто-то принес тебе это что-то ненужное. Важнее не задание, а его исполнение – глупость какая-то. Армейцы таких вещей, как завороты мыслей, не выносят. Айнер и меня, и мою невесту за такие выходки сразу подверг бы суровому наказанию, исправляющему ход мыслей, – вернее, выпрямляющему его. Но Айнера здесь нет, а крысы нас сурово не наказывают никогда. Вот мы и спорили долго над сложным вопросом сообразности моих других требований, пока крысы не вычеркнули из моего списка разумными доводами их все. Они оставили в списке только одно – разумное, а остальные отсекли, как кривые хвостики. И что ж? Они правы, конечно. Но я, как всегда, отклонился в сторону… А дело все в том, что…

Просто, крысы решили, что пришло время изучить отчеты великого стратега, генерала Луна, а моя невеста – записи врачей. Так и вышел у нас спор. Мне, правда, все равно, что изучать… Мне все интересно… Но я принял сторону моей невесты. Она же – моя невеста… Общими с ней силами мы крыс все же убедили – они согласились. Но поскольку моя невеста поняла, что обычная медицина людей нам не подходит, она решила изучить необычную… Поэтому крысам пришлось искать отчеты не врачей, а врачевателей… Просто, врачи все лечат при помощи техники, а врачеватели – при помощи доступных нам средств. Моя невеста узнала, что вольным охотникам открыто тайное знание, – что им известно, как добывать антибиотики, убивающие бактерий, изо мхов и всего такого. А у нас из-за вредных бактерии столько бед… Поэтому крысам и пришлось искать, а главное, – найти память вольных охотников. Правда, нас беспокоит, что мы имеем доступ только к памяти преступников. Боязно нам нарваться на преступного лекаря. Но что же делать? Выбор у нас не так велик.

Важно, что я все же знаю, что здесь собраны отчеты людей, страшных для одной системы, а не для всего остального. Такая уж здесь база данных. Это же разрушенное здание Центрального управления службы внутренней безопасности великой системы – человеческой державы, уничтоженной врагом… точнее, – временем. Я уверен, что для нас память нарушителей порядка человеческой системы не опасна, что нам мысли людей, восставших против их строя и их власти, вреда не причинят. Но все равно… не спокойно мне. Просто, не окончательно я уверен и убежден не бесповоротно, что опасный для системы человек не может быть опасным и для всего остального. Ведь одно другого вроде не исключает.

Запись№1

Звери начинают нервничать. Несутся по ровному ветру резкими рывками. Закидывают разверстые пасти в занесенные колючей пылью выси, клацая клыками. Сворачивают в стороны широкие шеи, щерясь в притихшую пургу. Мои ездовые скингеры скалят острые резцы в простертую перед нами холодную пустоту – в ледяную пустыню, которой не видно ни конца, ни края. Сколько ни старайся вглядеться вдаль ослепленными солнцем и снегом глазами, – взгляду доступно только тусклое свечение. Среди него меркнет сияние Хантэрхайма – северной твердыни и девяти крепостей, хранящих границы территорий “охотничьего царства”. Громадный город вздымает высотные строения от стылого снег до черного космоса, от мерзлого камня до звезд. И с закатом, и с рассветом над городом восходит ввысь зарево света, разлетаясь над ледяной пустыней лучами, словно наша северная крепость – солнце всей нашей планеты, звезда всего нашего пространства – нечто великое, вечное и несокрушимое. Только хилое мерцание скрывает мощное сияние крепости солдат системы. За ним меркнет все вокруг – и высокие западные скалы, засвеченные звездами и замерзшие в высокомерном молчании маяками, и могучая восточная гряда, затянутая туманной мглой и тишиной, и зубчатый хребет, рокочущий грозами и разящая молниями, всегда мечущимся возле его мрачных изъеденных ветрами и изглоданных драконами вершин. За ним исчезает все – и светлая равнина, располосованная тонкими и темными расщелинами, и коррозийная корка крепкого наста. Не различимы и клыкастые льдины, стоящие вдоль черных пропастей

сплошным частоколом, как воины стоят сомкнутым строем, или – одиночно, как стоят часовые. Не заметны и их хрупкие льдистые острия, отсвечивающие каленой сталью, как копья, или жестким железом, как колья. Сколько ни смотри во все стороны – на горизонте нет ни света, ни тени… кругом только глетчеры и иглистый снег – осколки льда. Но мне известно, что скингеры никогда не видят пустоты в замерзшей пустыне, как я. Они оповещают меня, что чуют опасность, – чье-то зло, чей-то страх – чуют что-то, что еще незримо и незаметно мне… Я резким окриком и щелчком хлыста остановил упряжку… Дал тягу, тормозя и крылатые “сани”… Всмотрелся в предгрозовое свечение, простертое передо мной и в ширь, и ввысь… Вперился зорким взглядом в свой путь, видимый мне одному, – не помеченный мной, не нанесенный на карты холодной пустыни солдатами системы… Но никакой опасности мне не заметно – никого пришлого в поле зрения нет… Щелкнул хлыстом, спустив в воздух трескучий разряд, и развернул скингеров против ветра… Ангрифф, головной, взвыл вслед за ветром, ударившим ему в голову… Это еще не боевой клич – это крик, предостерегающий подступающего врага… Я прервал вой, становящийся визгом, режущим слух, ударом хлыста… Шибанул скингера по хребту изо всех сил… Но зверь в голос огрызнулся, обернувшись ко мне… Я разогнал бич и рассек надбровье его злого глаза, обращенного на меня… На этот раз я заставил зверя замолкнуть… Но он с усилием сдерживает в горле гневный клич… Что-то разожгло его злой дух… Что-то заставило зверя вспомнить ярость, угасающую с годами под моим кнутом, и его глаза снова загорелись огнем…

– Ангрифф! Не атакуй пустоту! Еще не пришло время нападать! Еще не видно врага! Слишком рано вступать в сражение! Слушай приказ! Стой, Ангрифф!

Я напряженно всматриваюсь в слепящую снегом бесконечность… Нет, не вижу… Но в душу закрадывается холод, заставляя меня сосредотачиваться перед сражением… Начинается метель… Обзор сокращается… Ветер усиливается… А я все стою во весь рост на реющих в воздухе “санях”, все смотрю поверх сгорбленных хребтов скингеров, стараясь различить врага среди бескрайних снегов…

Скрэль угрожающе пригнул шею вслед за головным… Даже его брат, обычно спокойный Стрель, тяжело припал к насту, щерясь в молчание белой мглы метели… Они тоже чуют угрозу… Но не надвигающаяся буря заставляет Фйорна, замыкающего, тянуть постромки сильнее, тесня впередиидущих зверей и скалясь ветру…

Я отключил затемнитель – сияние не ослепило незащищенные глаза… Холодное солнце скрыто пургой – один колючий снег искрится в воздухе осколками его сияния… Но и проблески света в тенях бурана не показали мне противника… Через пустые глазницы зверя мне не видно опасности – я скинул шкуру на плечи… Мне мешает маска…

Крепчающий ветер ударил мне в открытое лицо сухой стужей… Я, вопреки строгому запрету, вдохнул его глубже, следуя зверям… Но мороз студит пустошь, вытесняя запахи… Ледяная пыль звенит в замершем после очередного удара ветра воздухе, заглушая звуки… А ползущая над обледенелым настом поземка затирает очертания… Северная пустыня не терпит никого, не хранит ничьего следа… Но я знаю, что чужие рядом… звери знают… Я закрываю глаза, всматриваясь не в свет, а во тьму… Я вижу их, троих, – излучение их мыслей… Они недалеко… И они не пройдут стороной… Их “стрелы” летят на высокой скорости… скоро они войдут в зону видимости…

Я смотрю вперед глазами мертвеца, зная, что мне остались считанные часы… и я – мертвец. Но зову служить мне и зверей, и бурю, бьющуюся о стены Штормштадта… И буран повинуется моему зову, врезаясь мне в грудь с растущей силой, сияя в моих глазах осколками льда…

Ветер взвыл под взвившимся бичом, осыпая меня ледяной пылью… Головной скингер вздыбился под ударом, заходясь пронзительным криком… Его клич терзает меня остриями высоких частот… Из его разверстой пасти готово вырваться незримое пламя… Но мой бич не позволяет ему направить свое излученное зло на меня… Он мощен – мой ведущий зверь, он зол – мой Ангрифф… Этот зверь сжег моего охотника… И с тех пор он не ведает покоя в своей злости… с тех пор в своей злости покоя не ведаю я. Я не бросил его шкуру себе под ноги… Я забрал его волю в свои руки… Нет, он не подчинился мне, но я подчинил его моему бичу. Мы, вечные враги, ненавидим друг друга. Но мы скованы его сопротивлением, как короткой цепью, мы связаны моей местью, как крепким тросом… Мы опутаны прошлым, как паутиной прочных строп, не разрезаемых и стальным клинком…

Рублю искрящим кнутом постромки, отпуская его… Он готов отдать жизнь за один вдох вольного ветра, и он отдаст жизнь – отдаст мне…

– Бери волю, Ангрифф! Но верни мне долг – стань моим оружием! Выведи из строя всю их технику! Сожги их всех! Сожги их, пока они не сожгли твою шкуру! Стань в схватке первым! Ступай! Атакуй их, Ангрифф!

Он выгнул спину, замерев на месте, готовясь броситься на меня… Но я оборвал его клич пылающим хлыстом, испускающим столпы искр, и он рванул в белую мглу бурана…