Воины Хаоса наводят порядок (книга I)
Шрифт:
– Чем это вы так недовольны? – осведомился, подняв вилку, Батлер. Он всегда искал свежие поводы для недовольства.
– Так вы же не слышали! – всколыхнулся Халямбус. – Революция под угрозой! Раскол в партии…
– Не раскол, а размежевание, – сумрачно прогудел Дануев. – Позавчера открылось, что этот шушпилер Гмузд – шпион Тарбаганской Лиги! Смыться пытался из города взбудораженного, и его задержали… А вчера выяснилось, другой наш камрад, кларнетист Рузий, не погиб во время налёта хамов баронских… Нет, он сбежал вместе с ними, потому что продался тирану
– Десять дней, – невнятно прокомментировал Батлер, жуя маринованные макароны. – Голова уже пухнет, а мы ведь всего десять дней в этом городе…
– Десять дней, которые потрясли Йуйль! – торжественно выдал Халямбус.
– Да, сегодня десятый, и завтра мы наконец-то уедем из этого балагана, – пообещал Олясин, изо всех сил надеясь, что до завтрашнего дня Гаврила поэму завершить не успеет. – Это станет для вас окончательным потрясением!
Они бы отправились раньше, но Наумбия с Томасом вчера неожиданно укатили на бричке в Бадон. Там в секретном убежище роггардских чернокнижников хранилась легендарная и зловещая книга «Малгил» о чудовищной сути человечьих желаний. До Бадона всего-то полдня пути – и волшебница не смогла удержаться от ознакомительного вояжа.
– Ты-то с ними почему не поехал, книголюб? – спросил Кэррот Изварова. Но тот лишь уставился в стену и пожал угловатыми плечами:
– Решил с вами остаться.
За едой представители РПЙ завели возмущённый разговор о том, как необходимы вольному городу радикальные перемены, без которых закрыт путь в светлое будущее.
– Например, еду мы у наших селян покупаем, – объяснял оформитель вывесок. – А ведь можно её просто так забирать! Сколько в городе денег свободных появится! Сразу все заживём по-королевски…
– Это только метафора, – отметил Дануев. – Так-то мы против любых королей!
– Или, значит, одежда… – не унимался Халямбус. – Сейчас все одеваются кто во что горазд, и портные всё шьют вразнобой… Но ведь это неправильно! Сколько тратится средств на излишества, а в итоге у кого больше денег, тот и шикует… Выделяться надо умом и талантом, а не богатствами! Производство должно быть производительным! Пускай ткацкая фабрика делает только некрашеную, функциональную серую ткань! А портные пусть шьют из неё для всех скромные одинаковые костюмы. Робы, например. По шесть тысяч штук в год, или семь, это мы ещё учтём в плане…
– А как мэр Витур Бюгель к вашим идеям относится? – полюбопытствовал Костик.
Революционеры вздохнули.
– Он цинично использует нас в своих целях, – сердито признал Гаврила. – Рабочая Партия нужна лишь тогда, когда надо что-либо взорвать. Очевидно – ни мэр, ни вся городская верхушка обрюзгшая не дадут превратить вольный город в коммуну трудящихся! Максимум – в независимую республику! Но ладно же. Дело земли – вертеться, и наша борьба продолжается!
Фириэль выпила залпом стакан вина и теперь
– Мне по нраву ваша неугомонность, – похвалил Кёрт Олясин. – Но пусть люди живут, как им хочется! В мире так много зла и несправедливости, что нет смысла упираться в какие-то идеологические догматы…
– В тебе говорят устаревшие предрассудки, – сказал как отрезал Дануев. – Впрочем, вам такое простительно, вы сизийские империалисты… Но пока одни защищают старые порядки, другие устремлены в будущее!
– Давайте лучше поговорим о еде, – вальяжно предложил Броки. – Вот ты что себе взял, друг мой троллин?
Гудж, который безмолвно и долго, смакуя, ел что-то из глиняного горшочка, поднял косматую голову и отозвался:
– Холодец. Неплохой. Ел такой уже очень давно. Ещё бабушкин, вкусный был.
– Твоя бабушка вкусно готовила холодец?
– Холодец был из бабушки. Это давняя наша традиция. На поминках должно быть какое-то блюдо из тела ушедшего. Последнее прощание. Когда ешь…
– Не рассказывай дальше! – оборвал его Батлер, скривившись.
– А вот мне интересно, – спросил Халямбус. – Насколько у вас в Оркании развит каннибализм, то есть людоедство…
– Людоедство или каннибализм? – уточнил Гудж, прямо взглянув на оформителя.
– А… как вы разделяете?
– Когда люди в войне с Орканией нарушили табу – применили запрещённое конвенцией предков биологическое оружие, орки и олги перестали считать их равными себе. И поэтому да, они ели и человечину… Но совсем не считали это каннибализмом.
– Поэтично! – одобрил Гаврила Дануев. – Но Рабочая Партия полагает всех угнетённых – людьми! Мы люди, хотя мир и сделал нас разными. У тебя кожа зеленоватая, у нас светлая… Полистрина родом аж с юга Чангама, и они там все смуглые. Но мы люди! Мы все братья и сёстры в борьбе.
– Не знаю, вот я лично гном, – пробурчал в сторону Батлер.
– Свяжи меня, опутай, прикуй меня к стене, – негромко, но чисто и мелодично пропела вдруг Полистрина. – Но я не буду жертвой, и рабство не по мне!
– Именно! Мы разные, но делаем одно дело. Может быть, вы и правы, догматы не главное, – признал вдруг поэт. – В конце концов все революционные идеи сводятся к тому, что жить нужно действуя – здесь и сейчас!
Он решительно воткнул вилку в кусок котлеты и понёс его в рот. Кэррот вздрогнул, как будто в него тоже вонзили какой-нибудь острый предмет.
– Точно, здесь и сейчас, – он вскочил из-за стола, возбуждённый созревшим решением. – Извините, друзья, но я должен вас на время покинуть!
В этой части вольного города сейчас было тихо. Солнце вышло из-за облаков, озарив протяжённую и безлюдную улицу. Мостовая сияла. Им никто не мешал разговаривать.
– Прости меня, Кёрт, – в её взгляде блестела нежная сталь. – Но ты знал ведь, что я скажу «нет».
– Не знал, – упрямо возразил он. – Мы тут делали невозможное, и я как-то отвык…