Воины Хаоса наводят порядок (книга I)
Шрифт:
Олясин осклабился.
– Так же и Фириэль. У неё всё на месте, но она слишком… другая. Полагаю, что Гунтрам на этом с ней обломался. У пафосного насильника внезапно иссяк запал.
– Вот оно что! Бедный мерзавец, – облегчённо вздохнула журналистка. – А то я уже испугалась заголовков бульварной прессы вроде «Бессмертный гермафродит напугал командора» или «Эльфийка скрывала большущий секрет»…
Они расхохотались. Идти к озеру Хирл через лес оказалось и страшно, и весело.
– У вас с ней что-нибудь было? – наобум спросил она. Кэррот хмыкнул.
– Потом
Фириэль очень скоро закинули в тот же подвал. Она лишь нехорошо улыбалась в тусклых отсветах факела, что горел по ту сторону двери с зарешёченным окошком.
– Что же делать? Всё болит, и нос чешется, – ныл Батлер в углу.
– Спать, – зевнул Кэррот. – Нам в любом случае силы понадобятся.
Измождённые чередой злоключений, они провалились в болезненный, муторный сон. Когда необозримое время спустя Наумбия открыла глаза, через проволочный мешок ей явился дневной свет. Слабый, вкрадчивый луч просочился сквозь мутные стёкла закрытого прутьями узенького окна под самым потолком подвала.
В луче света волнами плавала пыль. Воздух темницы вонял канализацией.
Фириэль неподвижно стояла в углу, вглядываясь в танец пылинок. Руки в кандалах она держала перед собою, а не за спиной, и казалась какой-то нездешней.
– Снять с вас эти сетки? – не отводя глаз от света, спросила эльфийка.
– Они на замках… – проговорила Наумбия. Во рту было сухо.
– Замки дрянь. Владею парой иголок.
– Как ты руки обратно-то выкрутила? – внезапно очнувшись, зашипел Батлер.
– Заурядно, – ответила Фириэль. – Возляг на спину да ноги в стену упри.
Гном кряхтел и вертелся, но так и не смог пропихнуть свой широкий зад через кольцо скованных цепью толстых рук. Эльфийке пришлось помочь ему. Остальные справились самостоятельно. Так сидеть в кандалах оказалось приятнее.
– Я вот думаю, – беспокойно заговорил Броки, как только его мученья закончились. – Если наши тюремщики это увидят, они ведь обратно крутиться заставят!
– Это не самое страшное! Лично я хочу воду слить, – похвастался Кэррот.
– Там бадья есть в углу, в темноте. Где миазмы погуще, – кивнула эльфийка.
– Я бы отвернулся, Олясин, но здесь некуда! – раздражённо заявил гном. – Всюду мерзко! И как же мы вляпались… Повязки, ну надо же…
Констанс, которого эти беседы не радовали, прижал череп к стене и посетовал:
– А я думал ещё, почему горожанки расспрашивают, из Фесты мы или из Бадона?
Через пару минут Кёрт закончил журчать, а эльфийка открыла замки на железных мешках Костика и Наумбии. Стало чуточку легче.
– Дверь сломать колдовством своим можете? – потряхивая мотнёй, участливо спросил освобождённых Олясин.
– Вот сломают они, а охрана придёт и нам ноги переломает! – грозно вытаращил глаза в полутьме Батлер. – Нет уж, давайте сидеть как сидели! Гудж, ты как?
Олгу было паршиво. Он лежал на полу без движения, ощущая, как тело борется с лихорадкой. Слишком много в нём сделали дырок.
– Надо действовать, –
– Так давайте, за дело!
Волшебница подошла к двери и попыталась подвигать чарами механизм засова, но рука её дрогнула. Она выругалась словами, коих прежде от неё и не слышали.
– Дверь заколдована, – меланхолично пояснил Изваров. – Логично, в общем-то.
Ещё пару часов они бесцельно перемещались по камере. Разминались, пытались долечивать ноющие ранения, пользовались бадьёй. Никто за ними не надзирал; похоже, дружинники Гунтрама позабыли о пленниках. Лучик света в подвальном окне успел потускнеть, а затем и вовсе угаснуть. Факел в каменном коридоре за дверью медленно прогорал; ничего по ту сторону, кроме него, видно не было. Воинов Хаоса понемногу охватывало уныние. Констанс опустился на пол и успел погрузиться в тревожную дрёму, слыша, как где-то рядом во тьме переругиваются товарищи.
– Лепус этот, паскуда, хорош – пел нам песни о родине, а здесь сразу сдулся…
– Кёрт, с нами поступили, как ты со своими избранницами: поимели да бросили!
– Не завидуй, гномче. Наумбия, можешь послать мысленное сообщение?
– Уже пробовала. Эфир заблокирован магией.
Батлер хотел высказать нечто обидное, но тут где-то поблизости грохнуло. Здание содрогнулось от взрыва. И ещё раз, поближе. По стене тонкой струйкой посыпался прах. Они замерли в ожидании.
Какое-то время ничего не происходило. Затем снова раздался грохот и треск; отзвук эхом ударил по двери с решёткой. Пламя тусклого факела заколебалось.
– Ну же, ну! – нетерпеливо шептал под нос Кэррот.
За дверью послышались резкие голоса. Кто-то быстро бежал по коридору. Прозвучал металлический звон, как от связки ключей.
– Эй, здесь кто-нибудь есть? – крикнул незнакомый голос.
– Ну, есть… – честно ответил Олясин.
– И не один! – вредным тоном добавил Броки.
Засов сухо заскрежетал, и подвальная дверь наконец-то открылась. В свете факела они видели лишь силуэт человека, который воскликнул:
– Оковы падут! Выходите скорее!
Воздух Йуйля казался им сладким нектаром, хотя в нём присутствовали нотки крови и гари. Дребезжа кандалами и подслеповато прищуриваясь, Воины Хаоса вышли из казённого дома на улицу. Тяжёлые двери оказались выбиты взрывом и ещё дымились. Судя по заходящему за черепичные крыши солнцу, был вечер.
Снаружи их встретили несколько человек в городской одежде, нижняя часть лица каждого замотана платком. Платки, как и повязки у них на рукавах были небесно-голубые.
– Приветствуем вас, Воины Хаоса! – торжественно произнёс крупный мужчина с выразительными густыми бровями и зачёсанной набок чёлкой. Говорил он, как и все прежде встреченные в Йуйле, весьма чисто, разборчиво, но с характерным тарбаганским произношением, слегка искажая привычные звуки.