Вокруг Света 1993 №03
Шрифт:
Крэйг облизнул губы.
Перевел с английского П. Вязников
Взял я ветер и пошел в лето
Ушкуйник — речной разбойник; новгородские ушкуйники, шайки удальцов, пускались открыто на грабеж и привозили добычу домой, как товар...
Владимир Даль
«В дорогу! В дорогу!
...Белая ночь незаметно переходила в рассвет, и вместе с новым рассветом нарастало глухое раздражение у членов экипажей «Печоры» и «Ильменя», вызываемое хриплыми гудками приходящих и уходящих судов. Архангельский порт, эти ворота великих и загадочных ворот, ведущие в северные палестины, превращался для нас в окаянное пристанище для бездельников.
Но вот, кажется, все позади. Мы побрились, надели белые форменные робы с надписью на спине «Ушкуйник», праздничными флажками украсили обе лодьи. Под звуки духового оркестра на Красную пристань, которая провожала когда-то всех знаменитых мореходов, сбежался городской люд.
Все минутное, случайное, преходящее уносится прочь со встречным ветром. Синяя летящая река, синий окоем неба, синие леса у горизонта.
Что за племя — ушкуйники?
Кто же они были, эти ушкуйники, откуда пришли? Восемь или девять столетий отделяют нас от тех времен.
Моя мысль выстраивает длинную цепочку, многие звенья которой давно утеряны, забыты и ушли от нас навсегда. Но она не устает тянуться в глубь веков, к истокам той великой первопроходческой тропы протяженностью в тысячи километров, которая завершается на североамериканском побережье Тихого океана. Сохранившиеся до сих пор деревянные русские церкви и крепости в Калифорнии и на Аляске — лучшее тому подтверждение.
Итак, ушкуйники. Жили-были на Ладоге и в Новгороде Великом люди смелые, рисковые, мысли огненной и озорства непомерного — одним словом, вольнодумцы. Тесно им было в родных чертогах, чтобы проявить силушку свою молодецкую. Они были дерзки на язык и не очень-то чтили власть боярскую. Иначе с какой стати они пустились бы искать счастья на чужой стороне!
С великим громом и озорством раскатывали эти сорвиголовы на парусных лодках-ушкуях, держа путь в лето — «встречь солнцу». Речные дороги Севера измерялись ушкуйниками на «дни», «поприща», «днища», в течение которых кто-то утонул в болотах, замерз на льдинах, погиб на охоте или в схватках с воинственной чудью.
В одних становищах ушкуйники пели и плясали под дудки бесовские, в других — пили и бедокурили, пугая мирные племена. «Бысть их 200 ушкуев, и поидоша вниз Волгою рекою»,— сообщает новгородская летопись. А другая с тревогой констатирует: «Великого Новаграды разбойницы, 70 ушкуев, пришедше взяша Кострому град разбоем». Но щедрые дары принимались от них на родине охотно, а дерзкое желание поживиться за чужой счет постепенно угасало в снежных бескрайних просторах. Потому как была там свобода для души и для промысла. Ища применение силам своим недюжинным, ушкуйники познавали себя, границы собственных возможностей и тем самым как бы расширяли пределы Новгородской
Искатели богатств и приключений, они становились одновременно первооткрывателями «землиц незнаемых», знатоками быта и нравов племен, с которыми им приходилось сталкиваться. «Цель этой настойчивой и неослабевающей экспансии на земли крайнего северо-востока,— пишет доктор исторических наук О.В.Овсянников,— расширить районы обложения данью, чтобы получать как можно больше рыбы ценных пород, дорогого «моржового зуба», а главное — пушнины». Так что в этом смысле ушкуйников можно смело назвать предтечами великих землепроходцев — Ермака, Дежнева, Атласова. Северный край стал второй родиной для этих горячих голов. И, честное слово, немного обидно за почтенного Владимира Ивановича Даля, который видел в ушкуйниках только речных разбойников».
А какие сочные, звучные имена были у этих людей! Привожу только некоторые из них по книге «Грамоты Великого Новгорода и Пскова»: Жила, Олюша, Власий, Федец, Острог, Бориско, Дмитрок, Микитица, Семенец, Григорь, Степанец, Савица, Чешко. По поводу последнего имени у одного историка вырвалась догадка: а не тот ли это Чешко, чье имя легло в название Чешской губы Баренцева моря? Думаю, что Лидии Александровне Чешковой, редактору и патриарху «Вокруг света», будет приятно прочитать эти строчки.
У воды, а не напиться
Кажется, приближался тот миг торжества, в предвкушении которого я жил последние дни: сквозной речной простор, высокие лесистые берега да воздух, которому нет названия; ленивое полуденное солнце скользит по верхушкам елей, стеклянно вздуваются волны, из дымчатого полумрака зарослей тянет терпким запахом прелого листа, влажным мхом. И нет необходимости подгонять себя, планировать, рассчитывать — словом, спешить некуда и незачем, и ты понемногу проникаешься безвременьем, растворяешься в нем, пытаешься растянуть его, как блаженство, и запомнить каждое мгновение. Правда, до тех пор, пока дежурный у костра, разведенного прямо на барже, не позовет к столу.
Откуда взялась баржа? — удивится читатель. Да-да, мы плывем на барже, спим на барже и здесь же питаемся. Как все же ловко провели мы доверчивых архангелогородцев, запрудивших Красную пристань! Расправили пестрые паруса, помахали веслами для вида и ушли в синий простор под восторженно-завистливый гул толпы. А на самом деле (об этом было договорено заранее) километрах в пяти от города мы пришвартовали «Печору» и «Ильмень» к попутной барже с кирпичом, ее подхватил катер-толкач, и понесло нас, сердешных, по воле двигателя внутреннего сгорания мощностью 700 лошадиных сил.
Но... такова жизнь, и винить в этой проделке никого не хочется: нас поджимает скудный бюджет времени, отведенный на экспедицию, да и бензин нынче дорог, а спонсор скуповат. К тому же плавание по Северной Двине — это как бы вычеркнутое из путешествия время —река давно превратилась в транспортную магистраль со всеми «вытекающими» с берегов последствиями. «Чем больше пьешь, тем больше хочется» — говорили когда-то о двинской воде. Но сейчас большинство местных жителей, а также речников не рискуют брать эту мутную, с буроватым оттенком жидкость, предпочитают пить воду маленьких речушек. На участках с малой скоростью течения, жалуются старожилы, вода «приобретает гнилостный запах». По-видимому, прав был один речник, когда сказал: «У воды, а не напиться».