Вокруг Света 1993 №03
Шрифт:
Главные виновники отравления — монстры бумажной индустрии Котласский и Архангельский ЦБК. Их построили с крайне низким качеством очистных сооружений. По данным экспертов-экологов только четыре процента сточных вод очищаются до санитарных норм! И не случайно жители двинских деревень и поселков, в большинстве своем мирившиеся с участью заложников бумажного ведомства, нет-нет да и схватятся за голову: река так долго не протянет, ее спасать надо...
Кулой без аплодисментов
Взгляд тонул в сумасшедшем разгуле воды. Там, где раньше бродили стада и зрели кормовые травы, плавали ящики, бревна, сорвавшиеся с якорей лодки и даже сани. Залитый
Спящие на угорах избы отгородились от мира белым разливом воды. В Юроле и Ваддокурье затопило все баньки и амбары, обе деревни превратились в острова, и хлеб жителям доставляли на лодках. В осаде половодья оказался и поселок Пинега, его улицы «впадали» прямо в реку. Отсюда, с Пинеги,— но уже без фанфар и аплодисментов — возьмет старт наша ушкуйничья флотилия. С середины XII века здесь существовал четырехверстный волок, по которому древние новгородцы тащили свои лодки-ушкуи. Так они переправлялись на реку Кулой, затем морем добирались в устье Мезени, плыли по ее притоку Пёзе, а оттуда, еще одним сухопутным броском, попадали в «полунощную» страну — Печору. Волок Пинежский служил ушкуйникам своего рода перевалочной базой, оттого и вся территория, раскинувшаяся на северо-востоке от Новгорода, получила название Заволочья, что значит «За волоком». Там обитали племена югры и чуди белоглазой.
Землепроходцы плыли по безымянным еще рекам, с опаской поглядывая на дремучие заросли, сковавшие берега; путь был «непроходим пропастьми, снегом и лесом», говорится в Несторовской летописи. А бывали напасти и похлеще. В 1193 году ватагам новгородцев пришлось вести даже настоящие сражения: «...Идоша из Новгорода ратью с воеводою Ядреем, и придоша в Югру и взяша город, и придоша к другому городу... и стояша под городом 5 недель». Где теперь искать эти города, никто не знает. И потому при поисках вещественных доказательств историкам и археологам приходится прибегать к изустным преданиям и загадочно-туманным обмолвкам в летописях, где реальность нередко смешана с фантазией, а то и с заведомой выдумкой.
— Человек предполагает, а река располагает,— сказал Валерий Шишлов, капитан «Печоры», и приказал своему экипажу еще раз проверить такелаж. Сказал он это перед самым отплытием, когда у дебаркадера собралось десятка три речистых пинежан, и каждый старался вручить нам свою успокоительную пилюлю: «Весь Кулой как миленькие, проскочите. Сонная река, вот увидите».
Кулойский канал, там, где когда-то пролегал древний волок, мы прошли более-менее спокойно, а дальше началось...
Помню, летом в этих местах — правда, это было лет десять назад — я видел довольно крутые откосы, увенчанные шапками осиновых зарослей, и смотреть на них приходилось задрав голову. А сейчас мы плыли среди этих зарослей — и никакого намека на откосы. Кусты, пни и коряги плотным кольцом окружили реку, и казалось, что наша дорога сейчас упрется в них, остановится и прекратит свой бег. «Ильмень» и «Печора» неуклюжими утюгами лавировали среди ольхи и ивы. На первый взгляд все оставалось на своих местах — и вода, и кусты, и деревья. Но где Кулой, где фарватер?
По лесному разливу, как пьяный разбойник, метался ветер и делал с нашими суденышками что хотел: рвал снасти, тащил на мели, захлестывал борта. Безостановочно шел дождь, заставляя вжиматься в сиденья. С надрывом ревел мотор, взбаламучивая тину. И дважды на большой скорости «Ильмень», ведомый одесситом Михаилом Сливченко, с полного маха
Горемыка-«Ильмень» и нестареющая «Печора»
Пришла пора познакомиться с участниками экспедиции. Потому что едва ли не главная цель любого путешествия — это человеческие контакты.
Экипаж лодьи «Печора» — ребята из Нарьян-Мара — сложился еще в прошлом году во время первого этапа экспедиции — из Новгорода в Архангельск и потому в адаптации не нуждался. Несмотря на разницу в возрасте, нарьян-марцы все делали прочно, основательно, а главное — ровно, без шалой показной дерзости, и понимали друг друга без слов. Мотор слушался их буквально с полунамека; работали они, как пальцы одной руки.
Капитан «Печоры» Валера Шишлов — матерый речной волк, а по профессии — детский врач. Слава Корепанов — начальник отдела кадров геологоразведочной экспедиции, по образованию — историк. Находчивость и выносливость не раз помогали им выйти сухими из передряг, в которые они попадали во время своих странствований по Крайнему Северу и Заполярью.
Однако душой этого маленького коллектива был, несомненно, Альберт Степанович Зобнин, по кличке Дедко, походник божьей милостью и домашний философ, излазивший ненецкую тундру вдоль и поперек и таивший под бородатой внешностью накопленные жизнью премудрости. Присловья и прибаутки, были и небылицы так и сыпались из него. Словом, у «печорцев» наблюдался безусловный рефлекс, когда один, не покушаясь на чужую индивидуальность, дополнял другого...
На «Ильмене» — все наоборот. Самое интересное: никого из новгородцев на борту нашей лодьи не было, никто из них не приехал в Архангельск для продолжения путешествия, и потому экипаж набирался с бору по сосенке. В сущности, мы и были настоящие ушкуйники, если следовать исторической логике Владимира Даля. Нет, мы, конечно, вели себя вполне пристойно и песен смурных не орали, как наши предки, но матюки летели с «Ильменя» как поленья. Все у нас было как в крыловской басне «Лебедь, рак и щука»; все мы делали слишком ретиво, чохом, все через пень-колоду, отчего первыми садились на мель и ломали такелаж. «Махновцами» называл нас руководитель похода Иван Никандрович Просвирник.
Уроженец нижней Печоры, а ныне житель города Мариуполя, кавторанг в отставке, Просвирник придумал и организовал ушкуйничъю экспедицию. Он носился с идеей путешествия по крайней мере лет пять и так много говорил о ней, что во мне затаилось тайное сомнение, что оно не состоится. Но нет, Никандрыч довел дело до конца, нашел спонсоров, наскреб по разным ведомственным сусекам снаряжение и продовольствие, собрал опытных походников из разных городов — так что всеми удобствами и неудобствами мы обязаны целиком ему. Он сидел в лодье, как в собственной «Волге» (которой у него нет), и командовал нами на правах феодала. Один сюда, другой — гуда, третьему оставаться на месте.
Тропа-человек
— Скажи-ка, дружочек, как нам попасть в Грецию?
Шел охотник по берегу, собирал хворост для костра, устал, видимо, после долгих блужданий по мхам и болотинам. И вдруг голос человеческий; вздрогнул охотник, обернулся и буквально окаменел. Зверюгу лесную увидеть еще куда ни шло, а тут две лодьи с вздернутыми носами, при полном параде старинных аксессуаров! И десяток заросших щетиной мужиков в белых рубахах с надписью на спине «Ушкуйник», один из которых (это Миша, конечно) протягивал ему трос, чтобы зачалить судно в удобную бухту.