Вокзал для двоих
Шрифт:
– Положительно.
– Только предупреди наших на кухне, – наставляла Виолетту разгулявшаяся Вера, – что это для меня. Пусть пожарят на настоящем масле!
– А на чем для всех жарят? – Любознательность Платона не имела границ.
– Зачем вам знать то, чего не нужно знать! – уклончиво сказала Вера. – Ну, и мороженое!
– Только, Виолетта, скажите там, что это для Веры, – вмешался Платон, – и пусть в мороженое ничего, кроме мороженого, не добавляют!
Виолетта отошла, а Платон кивнул ей вслед и произнес:
– Я понял. Это та самая,
– Да, это она. Она хорошая, смешная. А таким всегда не везет.
Платон вдруг помрачнел. Отодвинулся от стола, машинально взял вилку, стал постукивать ею по пустой тарелке.
Вера пыталась понять его состояние.
– По-моему, вы далеко уехали! – жалобно сказала она. – Вернитесь, пожалуйста!
Платон отвлекся от грустных мыслей и посмотрел на Веру, как бы возвращаясь в действительность.
– Я тебе сейчас все расскажу! – Платон даже не заметил, что обратился к Вере на «ты». – Мы возвращались с женой с Шереметьевского аэродрома, провожали ее подругу. Она улетала в Алжир. За рулем сидела жена. Жена обожает водить машину, я-то практически ею не пользуюсь. А жена лихо водит... И уже на подъезде к Москве... А было поздно, темно... Как вдруг дорогу стал перебегать какой-то человек... Жена затормозила... но...
– Он был пьяный? – тихо спросила Вера.
– Мы надеялись... Но экспертиза показала – нет, трезвый!..
В этот момент Виолетта подала коньяк и колбасу.
– Ну вот, мои дорогие... А с горячим придется обождать. Кухня старается.
– У вас телевизор в ресторане есть? – неожиданно забеспокоился Платон.
– При чем тут телевизор? – удивилась Вера.
– Есть или нет? – Платон беспокойно посмотрел на часы.
– В кабинете директора!
– Тогда скорее! – Платон порывисто поднялся.
Вера, недоумевая, повела Платона в кабинет директора. Там никого не оказалось.
Вера включила телевизор.
– Что же он у вас так долго нагревается! – нетерпеливо сказал Платон, снова глядя на часы.
Как всегда, сначала послышался голос. Женский голос:
– Холодные массы арктического воздуха вторглись из Баренцева моря...
Экран вспыхнул, и на нем появилась симпатичная женщина в элегантном костюме. Она водила указкой по географической карте, произнося традиционные слова о циклонах и антициклонах.
– Это моя жена! – представил ее Платон.
– Действительно красавица! – удрученно оценила Вера. – Вы не преувеличивали!
– Так вот, когда это случилось, – Платон продолжал свой рассказ под монотонный голос жены, – с ней, конечно, началась истерика. Она плакала, причитала, потом вдруг сказала: «Я погибла! Меня никогда больше не пригласят на телевидение!» А когда приехала милиция, я вдруг... честно признаюсь, сам от себя этого не ожидал... сказал им, что за рулем сидел я!
– А она что?
Платон поежился.
– Промолчала.
– Значит, приняла как должное...
– Да нет... безутешно плакала...
– После такого любой заплачет... – заметила Вера.
...Вера и Платон танцевали в ресторанном
– Собственная машина... Подруга в Алжир улетает... Жену по телевизору показывают... – с горечью говорила Вера. – Для меня это как жизнь на Луне... А я со столов объедки собираю для поросенка... Чаевые беру... При этом каждый третий норовит под юбку залезть. С официантками вообще не церемонятся. А с вокзальными – подавно...
– Замолчи! – не выдержал Платон.
– Вы даже не заметили, что стали мне тыкать!
– Извините, Вера, пожалуйста. – И Платон продолжал с душой: – Я не представляю, что бы со мной было, если б я вас не встретил. Вы меня просто спасли!
– Ну, ясно. В вашей ситуации вам нужно было, чтоб кто-нибудь подвернулся под руку. Неважно кто...
Вера и Платон продолжали танец. Платон чувствовал потребность откровенно высказаться.
– Все не так, Вера, не так все. Я вот чувствую, что последнее время живу как-то... суетливо, что ли... Ношусь с репетиции на запись, с записи – на концерт. Деньги все время нужны, деньги, деньги. Киностудия, радио... Хватаюсь за всякую халтуру... Друзей в доме не бывает. На них просто времени нет. Я жену понимаю – неохота ей готовить, посуду мыть. А кто в доме бывает? Только нужные люди. Радости от этого никакой. Дочка своей жизнью живет. Прозевали мы ее. И главное, все время на людях, среди людей, в сутолоке... А в общем-то, один я...
Оркестр сыграл свое и ушел на перерыв.
– Это судьба, – показав на эстраду, грустно улыбнулся Платон, – рояль свободен. Сейчас я буду играть для вас!
Платон отвел Веру к столику, пересек зал и уселся за инструмент.
Не сводя глаз с Веры, начал играть ноктюрн Шопена, и над ресторанным залом поплыли нежные и щемящие звуки.
Вера, тоже не отрываясь, смотрела на Платона. Было очевидно, что он ей нравится и что она растеряна.
Виолетта подошла к Вере, облокотилась о ее стул и тоже прислушалась к музыке.
– Отвали! – сердито прошептала Вера. – Это он для меня играет!
За одним из столиков ужинал знакомый нам по рынку узбек с красивой горожанкой. На этот раз на нем был превосходный модный костюм, модные туфли и неизменная тюбетейка.
Показав на Платона, узбек похвастал:
– Это мой дружок!
– Тоску он наводит, дружок твой!
– Что ты хочешь, чтоб он тебе сыграл?
– Что-нибудь ритмическое, – отвечала временная подруга.
Узбек зашагал к эстраде.
– Я тебя узнал!
– Я тебя – тоже! – кивнул Платон.
– Сыграй нам что-нибудь ритмическое, захватывающее! – Узбек положил десятку на крышку рояля.
Платон тотчас покончил с Шопеном, подмигнул Вере и объявил:
– Сейчас, в честь нашего гостя из солнечного Узбекистана, будет исполнена ритмически-захватывающая мелодия!
Платон лихо заиграл джазовый мотив, подпевая себе на никому не понятном языке, который, очевидно, он считал английским.
В зале принялись танцевать.
Около Платона угрожающе возник ресторанный пианист Шурик.