Волаглион. Мой господин. Том 2
Шрифт:
И где ведьма?!
Добираюсь до гостиной, чуть не ослепнув от взрыва торшера в коридоре. Сердце бьется о ребра, в груди воет... Сара... только бы успеть…
— Она в подвале, — кричит испуганный Иларий, выпрыгивая из-за угла. — Демон унес ее.
Хлопаю парня по спине в благодарность — и несусь вниз по лестнице.
***
Ведьма лежит на холодном железном столе, совсем как мое тело в соседней комнате. Напротив — в кресле — настоящее тело Инги. Демон переложил его.
Сара не шевелится. Я не уверен, дышит ли.
— Сара, — падаю на колени и вцепляюсь в ее ледяную кисть. — Она жива? Ответь!
Волаглион игнорирует меня, не замолкая читает на латыни заклинания и сжимает в кулаке безоар, измельчая его в пыль, после чего кидает остатки в банку с синеватой жидкостью, заливает смесь ведьме в рот.
Никакой реакции.
Демон кидает банку в стену.
Первый раз вижу его настолько взбешенным. Он переводит взгляд на тело Инги в кресле; его глаза и пальцы чернеют, ногти отрастают, превращаясь в аспидные когти. Он ступает к Инге. Когти всё растут.
— Стой, — выскакиваю перед ним. — Что ты делаешь?
— Девочка ослабила ее, — жутким, нечеловеческим голосом отвечает Волаглион. — Сара поддерживает в ней жизнь ценой собственных сил. Пора вернуть долг. Жизнь за душу.
— Что это значит?
Не даю ему пройти. Почти ложусь на Ингу в кресле, закрывая собой.
— Девчонка еще жива, и ее жизненная сила поможет исцелить то, что утрачено. Уйди с дороги!
Демон откидывает меня с легкостью, какой бросают волейбольный мяч. Я бьюсь спиной о стену. И головой. Комната вертится перед глазами.
Я ползу к Инге. Встать не могу. Сразу падаю.
Но что бы я ни сделал — слишком поздно.
Демон протыкает когтями грудь Инги. Вырывает сердце!
Призрак Инги воплощается рядом с уничтоженным телом. Волаглион обхватывает ее горло, поднимает над полом. Вопль. Оглушающий крик. Она горит заживо, рассыпается пеплом. Вокруг демона клубится огненный поток. И он переправляет его на Сару — поток обвивает ее руки, ноги, голову и впитывается под кожу.
Я смотрю на то, что осталось от Инги.
Пыль...
Не могу встать, не могу осознать, не могу принять — я просто никогда не поверю в то, что вижу.
Волаглион уничтожил душу Инги.
***
Не знаю, откуда взялись эти мысли — точно не те мысли, которые возникают, когда умирает дорогой человек — но я обгладываю мертвое тело Инги, увядшее навсегда в потрепанном гниющем кресле, и осознаю, насколько она была прекрасна — удивительно хороша — для этого мерзкого мира, и было бы к лучшему, что она его покинула, не тронутая старостью — отвратительные мысли! — только боюсь... душе моей невесты никогда не увидеть райскую обитель. Демон поглотил ее так же, как вскоре исчезну и я.
— Такова цена, — говорит демон, поглаживая лоб Сары. — За жизнь платят жизнью.
Я не в силах спорить. Даже говорить
Одну фразу произношу:
— Сара будет жить?
Волаглион кивает. Сначала на вопрос, потом на дверь, чтобы я убирался.
Другого мне и не остается.
Ничего не видя перед собой, бреду по подвальному коридору: шаг, еще шаг... таинственная дверь вздрагивает голубым свечением и шепчет мне, когда прохожу рядом, но и ее я не слышу.
— Рекс!
Последняя капля. Рон. Он не знает... пока. Трясет меня за плечи, хочет привести в чувства, спрашивает про Сару (пока...), жива ли она (хочется истерично смеяться), что с ее глазами, где гребаный Виса — град вопросов ниспадает мне на голову, и с каждым ударом ноги подгибаются сильнее. Я сползаю на колени. Упираюсь ладонями в холодный бетон. Рон опускается и продолжает меня трясти.
— Что? Что? Говори! — требует он.
— Инга...
Он хмурится.
Конечно, при чем здесь Инга? Любовь всей его жизни где-то наверху, печет торты или мерит воздушные платья, подпевает симфонии Моцарта или завязывает бантики на занавесках...
Инга, Ини, малышка Ини. Всю жизнь претворяющаяся маленькой глупой девочкой, вызывая у мужчин желание защищать ее...
— Рекс! Ты спятил? — орет Рон.
Не удивительно. Я бормочу полную хрень под нос. Сам себе.
— Что с Ингой? — озадачивается он.
— Ее нет.
— В смысле?
— Демон... разорвал... ее душу... и вылечил Сару... или не вылечил...
Я хохочу в истерике.
Рон отскакивает от меня, как от ночного кошмара. И несется в темноту подвала, навстречу тому, что разобьет его давным-давно мертвое сердце.
Чудом я нахожу силы подняться и пойти за ним. За пять метров от двери слышу дикий рев — острый, разрывающий пространство звук отражается от стен и разбивается на миллионы кусков, проскальзывающих во все углы дома сорок семь. Рон стоит на коленях перед креслом, сжимает посеревшую маленькую ладонь Инги. Его мощная грудь вздымается и содрогается.
Я чувствую мимолетную тягу к этому человеку, которого столько времени ненавидел, словно общее горе сплело нас в единый организм, и каждый взрыд Рона призывает меня его подхватить, превратить в тоскливую песнь стаи волков.
Мы с демоном, щетинясь, смотрим друг на друга. И вмиг Рон лягает шкаф со склянками. Кричит:
— Ублюдок! Тварь! Исчадие бездны!
А потом, хватая нож, упавший с полки, бросается на Волаглиона. Молниеносно! Он умудряется вогнать острие по самую рукоятку в бедро демона, когда тот отбивает удар, намеченный в шею.
Тьма оживает, тянется с углов и придавливает Рона к полу, обвивает его конечности, будто кнутами и сдавливает.
Самое ужасное в этой минутной картине было не само зрелище, а то, что я молча стоял и смотрел, не пытаясь помочь. Жалкий трус. Посмешище...