Волаглион. Мой господин. Том 2

Баунт Софи

Теплом дыхания создаю пятно на стекле. Рисую человечка в юбке. Окликаю Ингу. Намекаю, что это она (уже не знаю, как обратить на себя ее внимание). Она смотрит на меня, как на болвана и продолжает игнорировать, потому что в поле видимости находится — его чудовищность — Рон.

Впрочем, Инга и сама на меня злится. Вот хоть второй раз убейте, не понимаю почему. Ну, переспал я с ее «клоном». Что такого? Не понять мне баб!

Инга вытаскивает из духовки торт, покрывает розовой глазурью.

Когда Инга на меня злилась, она готовила пирог или торт, или бифштекс, и поначалу я боялся

их есть, ведь пирог от человека, который хочет тебя убить, есть, по моим соображениям, небезопасно. Я редко бывал дома и, естественно, знал о своей невесте меньше чем мало. А вот в доме сорок семь, утомленный бездельем, я сутками мог наблюдать за ней со стороны, и понял: она готовит их, потому что этот маленький ритуал заставляет ее развеять грусть или обиду на окружающих, уборка же ее успокаивает (не девушка — мечта!).

Скорей всего, причина в том, что ее мать умерла рано, а отец предпочитал дочери бутылку — да, я не совсем отбитый, кое-что о невесте знал, — за хозяйством приходилось следить Инге, и это было единственным делом, которое отвлекало ее от человека, валяющегося где-то у порога по вечерам. Пироги и торты же она печет, чтобы не показывать лишних эмоций.

Выглядит так: поругались, она печет торт, я ем, и мы снова начинаем говорить, как ни в чем не бывало, а главное — никому не приходится извиняться. Поели, поболтали, забыли. Мне нравилась эта стратегия. Похоже на меня и Сару, но с малюсенькими правками: поругались, подрались, разнесли дом и помирились, пока убирали поле боя.

Иногда я задумываюсь, кто подходит мне больше: Инга или Сара?

Ну, если убрать декорации в виде демонов, колдовства и смертей, оставить лишь нас троих — обычных людей с их обычными чувствами.

Сара — дикая девочка, властная и умная, я мог бы познакомиться с ней на конференции, где она (в красном секси-костюмчике) выступала бы перед бизнесменами, сражая всех наповал своим видом и силой.

Инга, моя сероглазая брюнеточка, тоненькая, маленькая и очаровательная крошка — похожа на котенка, какого подбираешь на улице с трепыхающимся от умиления сердцем. Я подобрал ее в кофейне недалеко от своего офиса. Она пила кофе из стаканчика с сердечком, которое она всегда просит нарисовать бариста, вместо имени, и написать не свое, а его имя внутри, чтобы, попивая латте, она была благодарна тому, кто ее им порадовал.

Так она и объяснила, когда я подсел со своим идиотским выражением лица кадрилы. Она была хрупкой и ласковой. А я не разглядел в милой кошечке талантливого манипулятора. Уже и не помню, как именно, но спустя полчаса моя грабля легла на ее миниатюрную ладонь, а взгляд горел от предвкушения, в голове звенели фанфары, что-то вроде «та самая!».

В общем, она меня «сняла», друзья.

Только после того, как я сделал предложение — а я сделал его меньше, чем через полгода — я осознал, что где-то меня, мягко говоря, нагнули. Теперь то я знаю, насколько Инга талантливая лгунья. А тогда она казалась ангелом во плоти.

И знаете, я решил: Сара — она мой идеал во всех смыслах. Лучше пусть мне в лицо скажут и покажут, чем вся эта ванильная брехня.

Вокруг Инги кружится Иларий, и на него она почему-то не злится.

Мне

и хочется, и не хочется говорить с ним. Хорошо, что телевизор орет на всю гостиную — вроде как повод ни с кем не разговаривать, хотя лучше разговор с моей биполярной любовницей, чем эти тошнотворные передачи.

На рекламной минуте Рон учит тарантула Лунтика команде «фас». Выглядит смешно, но учитывая, что он приучил паука сидеть на плечах — уже не так смешно. Первой жертвой стану я.

Замечаю, что мое присутствие вызывает у Илария тахикардию: он роняет кастрюли и чуть не отрезает себе палец, пока шинкует бананы.

Я открываю рот, чтобы предложить ему партию в шахматы — и тут же закрываю.

Нет. Уж кому нельзя давать надежду, так это ему. Точнее — ей.

Скоро случится одно из двух. Либо я умру окончательно. Либо освобожусь и исчезну из этого дома, покинув моего друга-подругу навсегда и разбив ему-ей сердце...

— Да брось дуться, детка. Ты бы видела, как шикарно луна отражалась в луже ее крови, — смеется Виса.

Закинув ноги на стол, он балансирует на задних ножках стула. Черное пальто подолом стелется по полу.

Виссарий. Мой наглый, но верный друг. Настолько вездесущий, что умудряется нагадить во всех сферах моей жизни. Мы не первый раз ругаемся — поправка, я ругаюсь, Виса зубоскалится, — однако убийства его добычи в моем доме и убийство той девушки, которую освободили по выбору Рекса, напрочь выводят из себя.

Я устала от крови в стенах дома. И мерзких ритуалов ковена (мужских!). Запретить — не получится. Сила требует жертв. Подумываю разделить ковен, но боюсь девушки не будут рады отделиться от парней. Чем нас больше, тем мы сильнее. Многие и не против кровавых традиций, особенно если они проводятся ради поддержания красоты, молодости и увеличения магических сил.

Ладно. Не жрут друг друга — и на том спасибо.

Злит другое. Виса творит мерзости, чтобы поиздеваться над Рексом. Ревность. Жалкая и смешная. Особенно в эту секунду, когда я стою перед ним в халате, с красными пятнами на шее, груди и ключицах. Следы поцелуев.

Я все еще ощущаю жар Рекса. Его прикосновения.

Присматриваясь к ним, Виса издает какой-то звук — то ли вздох, то ли смешок, то ли фырканье. Он ревнует не только к Рексу. Еще и к Волаглиону.

— Это не всё, — твердо заявляю и упираюсь ладонью в стол. — Меня достало, что ты шаришься в моих вещах! Думаешь, я не знаю, что ты ищешь? Забудь о книге. Забудь о демоне. Если не прекратишь, я никогда не пущу тебя за порог, понял? Отныне тебе здесь и блохи будут не рады.

— А мне кто-то рад?

Я вздыхаю.

— Виса, послушай меня, ты невероятно рискуешь, я не хочу, чтобы ты стал еще одним призраком дома. Демон с радостью добавит нового колдуна в коллекцию за дверью. Я не хочу...

— Естественно, — перекрикивает вампир: — Ведь у тебя уже есть питомец для развлечений, да?

— Не сплю я с ним!

— С кем? Я никого не называл, — ухмыляется он.

— Успокойся!

— Я спокоен. Чего не скажешь о тебе... столько чувств... Удивительно. Я и за пятьдесят лет столько в тебе не вызвал, да?