Волчьи ягоды
Шрифт:
Девочка вздрагивает, замирая, и, с неопределенным напряженным выражением на лице, вытягивает голову по направлению звуков от входа, силясь угадать, что там происходит. В стеклянной, мутно-шершавой непрозрачной вставке видны только блики и матово отраженный внутри них салатовый выцветающий утренний свет, прикрытый сверху какой-то всепоглощающей туманной подушкой, а за ней - только распускающая лепестки в коридоре зеленоватая холодная бутылочная пустота, соседняя стена и больше ничего. Тишина звенит, барабаня по слуховым перепонкам.
– Пойдем, посмотрим...
– незнакомка вдруг мелко дергает
– Не могу, - говорю ей сдавленным шепотом, все ее опасаясь отпугнуть, но она не отпугивается, словно в насмешку над всем. Ее взгляд падает на мое одеяло, на мои простыни и находит меня, поднимаясь по пальцам от руки все выше и выше каким-то прохладным таким ощущением мелких, пугливых мурашек, как рыбешек на мелководье.
– А, ты про это...
– Беладонна отколупывает этим взглядом частички липучки, прилипшие к коже, и только потом берется за нее пальцами, медленно оттягивая ее так, что я даже не чувствую этого, только с затаенным напряжением коченея и замирая под ожиданием тяжести ее прикосновений, сглатывая спасительную мантру в гортань:
"Она меня не мучает, нет."
Даже наоборот...
– ...Смотри, это совсем не сложно.
Ее сосредоточенность балансирует на кончиках тонких, полупрозрачных белых пальцев, пробегая по ним мурашками или своеобразными разрядами электрического тока, сосредотачиваясь - средоточась - на них, в белых полулунках-полулунах ногтей, и уходит дальше, прозрачным прохладным белым холодком. Несильно прижимает большим пальцем основание точеной иголки и другой рукой осторожно тянет ее наружу, за круглый наконечник-колпачок, наконечник-крышку. Белый пластырь летит на пол, собирая на ходу куски крошек и пыль, и комариный хобот летит за ним, а она все продолжает держать, не отпуская, вдавливая пальцами в то место, где он был. Словно пытаясь заключить мою руку в кольцо.
Беладонна внимательно следит за изменением чувств на моем лице, следит глазами за глаза, тщательно, стараясь не пропустить ничего важного, ни одного их поворота.
Опять эти белые донья напротив. Белое дно колодца, в котором отражается насквозь черной влагой вода, черная ночь, черное звездное небо над головой и эти звездные блики, потерявшиеся где-то под крышей здания.
– Надо только чем-нибудь приложить, а иначе ты все равно не сможешь пойти.
– Она ищет глазами, а глаза не натыкаются ни на чего, кроме голых стен или огромных простыней, которые слишком неподходящие, чтобы сделать это.
В ее кармане припухлость разворачивается, раскрывается прозрачными ткаными лепестками и снова складывается - белым платочком в ее кулачке. Белый пушистый совенок. Игрушка. Она не кладет его на подушку,
– Пошли!..
– я встаю следом, а девочка уже идет к двери. Она уходит крадучись, но не оглядываясь.
ЭПИЗОД 4: коридор, этажерка, вывеска и белое облако;
...В коридоре свет скашивает потолки, льющийся от распахнутого порога, потоком растекается по стене и заливает ее маслянистой прозрачной лужицей, похожей на выставленный перед солнцем желтый карамельный леденец. Отголоски дробятся в подступающем тумане и тут же тонут в зеленовато-коричневом лабиринте изломов дверей и потолка, открытой перспективой уходящего вдаль. С полминуты я вглядываюсь туда, пытаясь различить отголоски того видения с куклами и стеллажами с утра, и не могу найти их в паутине глубоко переплетающихся зыбких теней. Свет дробит пространство линиями, режет осколками-тенями, в крошках выстилая пространство под ногами причудливыми наслаивающимися друг на друга фигурами, которые изучает наука, которую мы никогда не будем изучать в школе. Школа, и двор, и квартира остались позади, разом уплыв в дымку серого тумана и того невидимого и едкого, что пригнало нас сюда.
В конце коридора, у излома поворота, виднеется белой гусеницей незастеленная катающаяся кровать на колесиках и замершая рядом вставшим на дыбы богомолом распяленная металлическая этажерка с крючками. Я вижу, как Беладонна читает что-то на плакате, нарисованном на стене прямо едким маркером на листе желтой бумаги. Осторожно!..
Это первое слово. Рядом на глянцевой доске под прозрачными стеклами, больше похожей на доску почета, на стене видны вырезки из газет и целый разворот ее, помещенный под бутылочный в проникающем утреннем свете стеклянный футляр, к которому изнутри налипли частички нестряхнутой пыли.
Беладонна читает это вслух, тыкая пальчиком в знакомые буквы:
– ...Ради...
...Ее волосы вьются сзади жесткой копной, неподвижно опадая на хрупкую спину и плечи сорванными ветром листьями. Левая рука опущена и похожа на веточку. Кустарник, я вспоминаю, шумит и бьется за недалеким окном, словно в такт подражания ее дыханию. В прозрачном воздухе душно от поджигающего холода, мое дыхание образует еле видимое облачко, устремляющееся к потолку, под густое переплетение балок и обсыпающейся штукатурки.
А потом миф рассеивается.
– ация...
За ее спиной тишина и тени густеют на глазах, они моргают друг с другом в такт, не сбиваясь. Беладонна замечает меня, ее взгляд останавливается и она начинает медленно улыбаться. Я не успеваю спросить, что она читала.
– Пойдем!..
– она снова со своей слабой детской силой дергает меня за рукав, устремляя куда-то вдаль по коридору, и сама даже почти бежит, обгоняя тень, бросавшуюся ей под ноги.
Через два поворота и толстую лестницу, еще одним удавом уходящую вниз, звуки становятся четче, а то, что осталось за спиной - привычное, - пропадает совсем, покрываясь промозглой туманной корочкой, инеем оседающей на стенах и косяках окна. Окружающее замедляет бег, и только было начавшаяся карусель стен вдруг останавливается, замирая.