Волчья сыть

Шхиян Сергей

– Ну, что ты решил с облавой? – спросил я, прервав горько-сладкие стенания помещика. – Нужно срочно собирать народ и прочесать все окрестности. Особенно берлоги, ямы и овраги.

– Куда же я с больной ногой, – горестно сказал он, – коли здоров был бы, тогда всенепременно, а так! Плохой из меня нынче охотник.

– Тебе и незачем участвовать, лежи, лечись. У тебя есть толковые егеря?

– Как не быть.

– Распорядись, чтобы их позвали, и прикажи, чтобы они слушались меня.

– Ах, все это пустое! Пусть Платон Кузьмич распорядится.

– И

еще мне нужны два хороших ружья.

– Это все Платон Кузьмич. Знал бы ты, Алексей Григорьевич, как трудно быть возвышенным, чувствительным человеком!

– Откуда же нам такие тонкие чувства испытывать! – заверил я бедного страдальца.

Больше мне здесь делать было нечего, тем более, что Алевтина, подслушав, о чем я думаю, глядя на бледного красавца и его обожательниц, обижено надула губы и отвернулась.

Мы с Иваном, прихватив с собой нового управляющего, отправились в оружейную комнату. Арсеналу Трегубова оказался впечатляющим. Большинство ружей и пистолетов можно было, не сомневаясь, отправлять в музей прикладного искусства.

Однако, мне нужны были не музейные образцы с инкрустацией, позолотой, тончайшей гравировкой и прочими красивостями, а нормальные охотничьи ружья, из которых можно было метко стрелять. Такие тоже нашлись. Я выбрал два английских кремневых ружья, тоже, кстати, завораживающих взгляд классическим совершенством линий.

– Вот это ружьецо! – восхищенно цокал языком Иван, когда мы шли в село разыскивать кузнецу. – Знатное ружьецо! Это чья работа?

– Аглицкая.

– Слышал про такую страну. У них королем Егорий?

– В смысле, Георгий? Кажется. У них этих Георгиев много было.

– А из чего ты пули лить думаешь?

– Как из чего? Из рублей, конечно. Или у тебя есть другие предложения?

– Из рублей жалко. Я в господском доме видел ложки подходящие. Может, из них сподручнее?

– Господские ложки много дороже стоят, чем монеты, к тому же неизвестно какой они пробы, а рубли делаются из чистого серебра.

– Проба-то что, почему бы и не попробовать, – по-своему перевел Иван слово «проба», – только дорогим это оборотень окажется, коли на него столько денег уйдет.

– Ничего, – успокоил я рачительного хозяина, – мы потом с Трегубова деньги стребуем.

– Ну, только если так!

За разговорами мы вошли в село. Жили трегубовские крепостные в скудости. По пути нам не встретилось ни одной новой избы. Видимо, Вошин, при попустительстве помещика, был экономным человеком – обдирал крестьян как липку. Пора была страдная, и народа не было.

Только около церкви нам встретился крестьянин на чем-то, отдаленно напоминавшем телегу, и показал, где найти кузнецу. Мы прошли в конец села к изрядному глинобитному зданию с прокопченными стенами.

– Есть кто живой? – крикнул я в «мрачные недра» кузницы.

Оттуда, не спеша, вышел крупный мужик в кожаном фартуке.

– Чего нужно? – спросил он без обычной крестьянской робости, исподлобья

рассматривая нас с Иваном.

– Кузнец нужен.

– Я кузнец, – вежливо ответил он.

– Можно войти? – спросил я, приятно удивляясь такому непривычному независимому поведению.

– Входите, коли не шутите, – разрешил мастеровой, сторонясь от входа.

Мы вошли внутрь. Посередине помещения располагался большая печь с горном. Рядом с ней стояли верстак и невообразимой величины колода с наковальней. По стенам висело множество непонятного на первый взгляд инструмента. Из-за меха высунул чумазый любопытный нос подросток лет тринадцати. Кузнец прошел следом за нами и наблюдал, какое впечатление производит его мастерская.

– На охоту собрались или пришли ружья чинить? – спросил он, встретившись со мной взглядом.

– Кое-что сделать нужно, – ответил я. – Горн долго раздувать?

– Ты, прохожий человек, сперва скажи, что тебе надобно.

– Пули отлить.

– У меня для пуль припаса нет, вот если лошадь подковать, то это можно.

– У меня свой припас. Серебро сможешь расплавить?

– Никак на охоту за нечистым собрались? – безо всякого удивления спросил кузнец.

– Именно.

– Дело хорошее, пособлю. Много пуль нужно?

– Две, мне и товарищу. Для этих ружей.

– Оставляй припас, сделаю в лучшем виде.

– А как ты догадался, что мы на нечисть собрались охотиться? – спросил кузнеца Иван.

– Чай не на краю света живем. Про господские дела вся округа знает. К тому же на селе бобылка пропала, тоже-то, видно, оборотня дело. Народ в страхе обретается. Меня с собой возьмете? – неожиданно спросил он. – У меня с извергом Иваном Ивановичем давняя дружба, не плохо было бы посчитаться.

– Не получится, – ответил я. – На него можно только по одиночке охотиться. Иначе ничего не выйдет.

– Ну, коли так – ладно. А то было бы у меня ружье…

– Если хочешь поохотиться, я добуду тебе оружие, – пообещал я.

– И барин разрешит?

– Куда он денется.

– Раз так, то пули я вам сработаю самые наилучшие, с крестом. Как раз на нечисть.

– Вот и хорошо, наша помощь тебе не нужна?

– А ты, что, барин, в кузнечном деле понимаешь? Как помогать собрался?

– Как, как – руками.

– За руки благодарствуйте, у нас и свои имеются, – насмешливо сказал кузнец. – Нам лучше, ежели головой.

– Чем богаты, тем и рады, – отшутился я. – Вот тебе серебряные монеты. Хватит на три пули: две нам и одну тебе?

Кузнец взвесил на руке горстку серебряных рублей. Одобрительно качнул головой:

– Хватит, с излишеством. Ружья оставьте для подгонки пуль. За моим ружьем, коли ты не шутил, сынишка сходит. К вечеру, ежели Бог позволит, будут готовы.

Мы оставили оружие и в сопровождении «чернокожего» подмастерья вернулись назад в усадьбу. Кузьма Платонович, когда я попросил его дать мальчику ружье для отца, в ужасе замахал руками.