Волк среди волков
Шрифт:
— Сам видишь, деньги на полу валяются, Книбуш! — сказал Мейер и прищурился. — Даже у ротмистра есть деньги на покупку машины…
— Есть ли у него деньги, этого я не знаю, и не думаю, чтоб были, сказал лесничий. — Разве что они в Берлине ему денег на это дали, все может быть…
— Какие такие они?
— Ну, те самые — ты знаешь: помнишь того лейтенанта, когда ты лес подпалил?
— А, та история! — Мейер презрительно усмехается. — Чепуха, Книбуш, за это ни один человек и бумажной марки не даст.
— Не скажи,
— И молчи, Книбуш! Не говори ни слова! — поддакнул Мейер. — А все-таки с твоей стороны нехорошо, ты же знаешь, что я истый немец и националист и готов выступить против красных, чем скорей, тем лучше…
— Я дал честное благородное слово, — все еще упрямится лесничий. — Не сердись, Мейер!
— Да что ты, Книбуш, чего ради мне сердиться, — рассмеялся Мейер. — Я тебя даже обедать приглашаю, помнишь, как тогда: рейнвейн, шампанское, «Турецкая кровь»… Пойдем, старик!
И он подхватил лесничего под руку и уже тащит его за собой.
— Куда ты, Мейер! — взмолился перепуганный лесничий. — А дело мое как?..
— Идем! Идем! — настаивает Мейер. — Твое дело? Можешь смело пропустить стаканчик за твое дело, вот именно: за твое дело! — Он торжествующе посмотрел на лесничего. — Да, мокрая курица, да! Удивлен? Будь я такой же плохой товарищ, как ты, я бы тоже воды в рот набрал, пускай, дескать, посидит старый ворон, да я не таковский. Пойдем, Книбуш, вылакаем стаканчик!
— Но, Мейер…
— Твое дело отпало, Книбуш, лопнуло. Твое дело фьють, Книбуш! Сбежало!
— Мейер, голубчик! — Лесничий чуть не плачет.
— Книбуш, сегодня в девять часов утра Беймер сбежал!..
— Мейер, миленький, лучше тебя и на свете нет, один ты меня пожалел! Крупные слезы катятся по щекам лесничего прямо в бороду. Он так рыдает, что Мейеру приходится крепко хлопнуть его по спине. — Это правда, Мейер?
— Когда я собственными глазами видел, Книбуш! Хитрая лиса этот Беймер! Все умирающим прикидывался, решили везти его на суд в карете скорой помощи, вынесли на носилках из больницы — даже к носилкам не привязали, так плох был бедняга, а он шасть с носилок, санитаров свалил и в больничный сад… Крики, погоня… Я тоже погнался, да не в том направлении, думал: лучше для моего друга Книбуша будет, если его не поймают…
— Мейер!
— Все, конечно, было подготовлено заранее. Беймера ведь в больнице навещали не раз и не два. На противоположной стороне ждала машина взмахнул крылышками! И улетел!
— Мейер, голубчик, никогда тебе этого не забуду! Требуй с меня чего хочешь.
— Ничего я не требую. Можешь мне ничего не рассказывать. Давай только пообедаем вместе.
— Все тебе расскажу — другие меня в беде покинули, только ты помог. Что тебе нужно знать?
— Ничего мне знать не нужно. Вот если ты со мной посоветоваться хочешь или у тебя какие опасения насчет путча,
Но тут Мейер прекратил дружеские излияния. Теперь этот трехвершковый человечек распекает служителя.
— Безобразие, что это за порядки? Держите здесь целый час старика, а сами отлично знаете, что главный свидетель обвинения тягу дал!
— У нас, сударь, так скоро ничего не делается, — говорит служитель. Официально дело еще не снято, официально нам еще ничего не известно об исчезновении одного свидетеля…
— Но вы-то ведь знаете?
— Знать-то мы это давно знаем! И судьи уже ушли.
— Слушайте вы, чертова кукла! — говорит Мейер (лесничий потрясен, как бесцеремонно этот недоросток обращается со здешним служителем). — А ведь моему другу тоже не мешало бы уйти и на радостях вспрыснуть это дело…
— Мне что! — говорит служитель. — Если бы не служба, я бы сам с вами пошел.
— Ну, так пойдите после службы. — И с видом владетельного принца Мейер достает из кармана куртки комок небрежно смятых кредиток. Он вытаскивает из комка одну, сует в руку служителю, важно желает: — Хорошего аппетита. Ну, Книбуш, пойдем!
И уходит вместе с Книбушем.
Книбуш в восторге последовал за своим другом, за единственным человеком на этом свете, на которого он может положиться.
— Почему ты не отправишь машину? — спросила фрау Эва мужа по дороге из конторы на виллу.
Машина стояла во дворе, около шофер курил сигарету.
Ротмистр минутку колебался, признаться жене в покупке было не так-то легко. Разговоров потом не оберешься.
— Я оставлю машину… пока на несколько дней, — прибавил он с улыбкой, увидев, как испугалась жена. — Послезавтра многое решается — для нас тоже.
— Фингер, — сказал ротмистр шоферу. — Подвезите нас к вилле. Я еще не решил, куда поставить на эти дни машину — ну, да как-нибудь устроим. Пока вы будете жить у нас, лакей укажет вам где.
— Отлично, господин ротмистр, — ответил шофер Фингер и распахнул перед женой хозяина дверцу.
Фрау фон Праквиц со смешанным чувством неприязни, страха и раздражения посмотрела на блестящее, покрытое лаком, обитое мягкой кожей чудище.
— Я не понимаю… — пробормотала она и села в машину. Она не откинулась на спинку, нет, она сидела прямая и напряженная, хотя казалось так заманчиво прислониться к подушкам, утонуть в них.
Машина загудела и, мягко покачиваясь, как колыбель, поехала между службами. Из-за отправки арестантов, из-за выступления жандармов весь народ был на ногах, и потому все увидели машину, улыбающегося ротмистра, неподвижно сидевшую фрау фон Праквиц, морщинку, залегшую у нее меж бровей. У фрау Эвы было мучительное чувство, словно из всех окон замка тоже глядят им в спину.