Волки скалятся в тенях
Шрифт:
— А зачем тогда?
«— Изучить особняк, чтобы Дмитрий смог тебя потом убить».
Вильцгейм вопросительно повел бровью, спрятав руки за спиной. Его выдержке мог позавидовать любой солдат. Ему бы на Границе служить, а не людей кромсать на больничной койке.
— Мы же не закончили с той штуковиной в подвале, да? Я в ней чуть коньки не отбросила, не забыл? — Ловко придумала отговорку на месте. А про себя взмолилась больше не возвращаться в то место.
— А, ты об этом… — Джонатан обошел Алису и направился к двери рядом с лестницей из темно-красного дерева. — Я
— Рада стараться, доктор, — Алиса отсалютовала двумя пальцами и направилась за ним.
Из разных уголков особняка доносились удары молотка, жужжание разговоров. Джонатан привел Алису в столовую, как он сам быстро пробормотал себе под нос. Но то помещение мало походило на обычную столовую. Целый бальный зал.
На стенах висели канделябры с настоящими восковыми свечами, которые были в дефиците во времена Сухой Войны. Зато сейчас в достатке из-за практически полного отсутствия электричества. Они были новыми, а фитили еще не почернели, белея на фоне темно-золотых стен, окаймленными снизу красным деревом. Стена напротив окон, со стороны которой они зашли, представляла из себя сплошное зеркало. Складывалось ощущение, что они находились практически на улице. Подобное решение оказалось весьма удачным, потому что зеркала отражали натуральный свет, и не нужно было тратить так много электричества и свечей. Хотя для Вильцгейма, похоже, такие траты не были большой проблемой.
— Столы расположены по периметру, — Друг оценивал обстановку. — Главная зона выделена для плясок. Он такой идиот, что не может отличить столовую от бального зала?
— У тебя намечается какой-то праздник? — Поинтересовалась Алиса, поежившись от того, каким эхом разнеслось сказанное. Атмосфера гробницы, не иначе.
— Да, бал сезона листопадов будет проходить в моем доме, — Джонатан пожал плечами, и позвал Алису жестом пройти с ним к столам. Алиса послушалась, хотя до этого надеялась, что они не сдвинутся с места еще какое-то время. Бедро зудело под повязкой, и Алиса чуть не всхлипнула:
— Разве бал не проводится в резиденции короля? — Алиса облокотилась рукой об стол, дабы перенести вес на здоровую ногу. Друг внутри промычал, что здесь ни одного стула и будь прокляты все плясуны этого мира.
— Не всегда, — Джонатан слишком по-человечески улыбнулся. Так мягко и юношески. Провались он в самые пучины ада. Ледник уверенности Алисы в том, что Джонатан должен умереть, чуть не растаял от столь простого жеста.
Он не выглядел убийцей.
«— Да, Алиса, — ругала сама себя. — Он тот, кто указывает убийцам цель. Не покупайся на его невинный вид».
— Величество любит устраивать праздники у своих приближенных, — продолжил Джонатан, пока по окну постукивала ветка дерева.
— То есть ты его собачонка на коротком поводке? — Друг прыснул от смеха, но Алиса сдержала себя в руках.
— Я весьма оскорблен, — Вильцгейм изобразил гримасу обиды. Он нахмурился, поджав губы, как кот, у которого отобрали пойманную мышь. — Лучше помоги мне выбрать сервировку, — Джонатан поднял две чашки: одна была украшена серебряным орнаментом с белой фарфоровой ручкой, а вторая была золотой с белыми лилиями на ней. Отвратительно.
—
— Безусловно.
— Каков же идиот! — Воскликнула Алиса. Язык принес Алисе уже достаточно проблем. Лишившись маски Стервятника и его прикрытия, Алиса стала еще более несдержанной. Практически все, что крутилось у нее в голове, уже срывалось с пересохших от сухого воздуха уст. — Вы собираетесь распивать чай да настойки из фужеров, которые могут оплатить несколько месяцев жизни людям из таких трущоб, что окружают Притон Гончих? Да ты еще хуже, чем просто мерзавец. Как ты можешь это поощрять? Люди внизу улиц голодают, а за воровство хлеба нас, как скот, сгоняют на Границу.
Несправедливость саднила горло. Алиса сглотнула вязкую слюну вперемешку со всеми известными ей бранными словами. Дыхание стало сбивчивым, а стук сердца набатом звучал в ушах, словно монах бил в колокол, обезумевший от развернувшейся в стенах храма панихиды по возлюбленной, не успевшей подарить ему свой и его первый поцелуй. У Алисы засосало под ложечкой от картины, что так и встала перед взором, — лощенные аристократы вкушают яства, не снившееся ей с Другом, и насмехаются над бедняками.
— Алиса, ты не понимаешь… — Джонатан отвел взгляд, понизив голос. Алиса же слушать не желала его отговорки.
— Я все понимаю, — металлическим холодом своего тона Алиса обожгла Вильцгейма и выхватила одну из чашек из его рук. — Мило, — оценивающе оглядела не посуду, а настоящую драгоценность. На какое-то мгновенье Алиса даже восхитилась столь искусной работой. Однако это не помешало ей запустить чашку прямиком в зеркало. Фарфоровая ручка откололась, а серебряная часть пустила трещины на зеркале.
— Как иронично, — зевнул Друг. Трещины стремительно поползи по отражающей поверхности. Алиса с Джонатаном изумленно уставились на то, как несколько из них пересекли их шеи в отражении.
А дальше последовал треск и оглушающий дождь из осколков. Алиса зажмурилась, почувствовав, как чужие руки сжимают тело и тепло мужской груди. От Джонатана пахло еловыми ветками и кофейными зернами. Никаких лилий. Ни запаха сигарет. Он зажал Алису между столом и своим крепким телом. Вильцгейм дышал спокойно, а сердце под его ребрами билось мерно в то время, как Алисы — подбитой собакой колотилось мордой, намереваясь вырваться.
Джонатан ткнулся носом ей в шею, опаляя кожу горячим дыханием, в котором отчетливо сквозило облегчение и испуг.
— Кое-что я понимаю, Алиса, — прохрипел Вильцгейм. — Во-первых, у меня нет выбора. Мой отец погиб по милости короля на Границе, а у меня нет ключа и ни единой лазейки для побега из этой золотой клетки. А во-вторых, я даже твоей импульсивности, несдержанности, совершенному отсутствию манер и неуклюжести не позволю нанести тебе вред.
— Лжец, — гнев Друга вскипятил кровь в венах. Алису затрясло от такой близости с мужчиной. Джонатан говорил и выбивал этим все оружие из рук. Айсберг продолжал таять на глазах. Алиса должна ненавидеть Вильцгейма. Алиса должна позволить ему умереть. Алиса не должна верить его складным речам.