Волны (В стране любви)
Шрифт:
Входить Леманъ, Амалія, Рехтбергъ. Факкино несетъ чемоданъ, сакъ и руло съ платьемъ, принятъ которые выбгаютъ дв, горничныя и Берта. Послдняя даетъ факкино деньги. Тотъ киваетъ головою и уходить, подбрасывая монету на ладони.
Рехтбергъ. Здорова? Весела?
Маргарита Николаевна. Конечно. Но откуда ты? какими судьбами?
Рехтбергъ. Взялъ отпускъ на двадцать
Маргарита Николаевна. Вотъ, милый! Но отчего не телеграфировалъ?
Рехтбергъ. Говорю теб: какъ снгъ на голову.
Маргарита Николаевна. Мы встртили бы тебя всею нашею компаніей.
Рехтбергъ. Счастливый случай, и безъ того, помогъ мн познакомиться съ несколькими милыми представителями любезнаго общества, которое тебя окружаетъ. Господинъ Леманъ и mАdemoiselle Рехтзаммеръ были такъ добры сопутствовать мн со станціи.
Кистяковъ (Амаліи). Чортъ знаетъ, какъ вжливо и солидно выражается этотъ компатріотъ.
Рехтбергъ. А здсь премило. Это твое помщеніе?
Маргарита Николаевна. О, нтъ. Я наверху.
Амалія. Это комнаты Лештукова.
Рехтбергъ. Вы назвали…
Берта. Лештуковъ, самъ Дмитрій Владимировичъ Лештуковъ.
Вмст съ горничными, который несутъ багажъ, уходитъ на верхъ по большой лстниц, но вскор возвращается черезъ боковую дверь справа.
Рехтбергъ. Извстный Лештуковъ?
Леманъ. Романистъ.
Рехтбергъ (очень почтительно). А…
Маргарита Николаевна. Сейчасъ познакомитесь. Онъ дома… Мы только-что сумерничали и философствовали.
Кистяковъ (Амаліи). Понравилось словечко…
Рехтбергъ. Буду очень счастливъ сдлать такое пріятное и лестное знакомство.
Леманъ фыркаетъ.
Кистяковъ. Молчи…
Рехтбергъ обозрваетъ ихъ нсколько дикимъ, но не лишеннымъ благосклонности взглядомъ.
Лештуковъ (входить, блдный, но съ открытымъ веселымъ лицомъ). Позвольте представиться: Лештуковъ. Кто вы – я уже знаю. Какой пріятный сюрпризъ вамъ, Маргарита Николаевна.
Маргарита Николаевна. Вильгельмъ, рекомендую: мой поклонникъ и даже другъ.
Рехтбергъ. Тмъ
Леманъ (Кистякову). Ишь, литературъ не чуждъ. А я думалъ, чинодралъ петербургскій.
Рехтбергъ. Мои служебныя занятія, глубокоуважаемый Дмитрій Владимирович!., не позволяютъ мн удовлетворять эстетическимъ потребностямъ духа въ той мр, какъ я желалъ бы. Но слдить за успхами русской мысли, русскаго творчества моя слабость… Одна изъ немногихъ слабостей.
Лештуковъ. О, не сомнваюсь, что изъ немногихъ.
Рехтбергъ. Съ тхъ поръ, какъ я имю честь состоять на государственной службъ, я поставилъ себ за правило прекрасную русскую пословицу: длу время, потх часъ. И потому ежедневно, посл обда, отдыхая въ своемъ кабинет, я посвящаю полчаса чтенію изящныхъ произведеній родной литературы.
Лештуковъ. Цлые полчаса?
Рехтбергъ. Отъ восьми съ половиною до девяти.
Амалія. Ни минуты больше?
Рехтбергъ. Аккуратность мой принципъ. Ровно въ восемь съ половиною я раскрываю книгу, ровно въ девять закрываю. По бою часовъ.
Кистяковъ. И часы, конечно, выврены на пушк?
Амалія. Ну, А если часы бьютъ, А вы не дочитали интереснаго мста?
Рехтбергъ. Хотя бы на перенос слова со страницы на страницу.
Леманъ. Здорово!
Кистяковъ. Такъ что вы читаете, скажемъ, во вторникъ: «я васъ люб», А «лю» дочитываете уже въ среду?
Рехтбергъ. Что жъ длать? Принципъ прежде всего.
Берта. Вы и здсь будете такой же аккуратный?
Рехтбергъ. О, mАdemoiselle, сейчасъ надо мною не тяготятъ бремя служебныхъ обязанностей. Я рзвлюсь, какъ мальчикъ, хе-хе-хе! Я рзвлюсь. Мое намреніе воспользоваться своимъ отпускомъ какъ можно веселе. Къ тому же пользоваться имъ такъ не долго.
Маргарита Николаевна. Разв ты скоро дешь?
Рехтбергъ. Да, Марго, къ первому сентября мы должны быть уже въ Петербург.
Маргарита Николаевна. Какъ? и я?
Рехтбергъ. Да. Марго.
Маргарита Николаевна. Вотъ неожиданность!
Рехтбергъ. Причины я объясню теб посл.
Кистяковъ. Да, позвольте. До русскаго перваго сентября остается всего дв недли.
Рехтбергъ. Вотъ почему, по истеченіи восьми дней, я и Маргарита Николаевна будемъ имть несчастіе разстаться съ прелестнымъ обществомъ, такъ обязательно посланнымъ намъ снисходительною судьбою въ очаровательномъ уголк благословенной Авзоніи.