Волны (В стране любви)
Шрифт:
Лештуковъ. Есть возможность развода.
Маргарита Николаевна. Развода мужъ мн никогда не дастъ. Онъ самолюбивый и… не злись на меня за эти слова… я никогда не ршусь ему сказать, чтобы онъ далъ мн свободу любить другого человка. Я его боюсь… боюсь больше, чмъ даже тебя. Если ты меня убьешь, то ты останешься преступникомъ, А я умру жертвою, и память моя чиста. Но y мужа право. Онъ можетъ уничтожить меня, какъ собственность, какъ испорченную вещь. Онъ убьетъ и будетъ правъ, А я, и мертвая, останусь виновата. А онъ y меня ршительно на все способенъ.
Минута тяжелаго молчанія. Лештуковъ злобно барабанитъ пальцами по колонн. Потомъ, вздохнувъ глубоко, съ усиліемъ.
Лештуковъ. Тогда… надо разорвать.
Медленными шагами, пошелъ по комнат.
Маргарита Николаевна (откинула голову на спинку качалки, прямо въ лунный столбъ). Можетъ быть…
Потянулась и закинула руки на голову, жестомъ, полнымъ чувственной нги.
Только не сейчасъ.
Лештуковъ угрюмо ходитъ. Она поймала его за руку и привлекла къ себ.
Маргарита Николаевна. Только не сейчасъ.
Заставляетъ его опуститься на колни и кладетъ руки на его плечи.
Сейчасъ я слишкомъ тебя люблю и хочу, чтобы ты меня тоже любилъ… безъ ума, безъ памяти… какъ только такіе сумасшедшіе могутъ любить…
На улиц спшные шаги; потомъ порывистый стукъ въ дверь, куда раньше ушелъ Ларцевъ.
Маргарита Николаевна. Кто тамъ? Войдите.
Берта за сценою. Маргарита Николаевна, это я, Берта. Выйдите, голубушка, на минутку.
Маргарита Николаевна. Входите, входите. Что за пустяки?
Берта и Кистяковъ входятъ.
Мы здсь съ Дмитріемъ Владимировичемъ сумерничаемъ, философствуемъ. У насъ секретовъ нтъ.
Берта. Да, y меня-то къ вамъ есть. Нтъ, голубчикъ, сдлайте милость выйдемъ на минуточку; я нарочно бжала съ вокзала во весь духъ, впередъ всхъ, чтобы предупредить…
Быстро уводить ее въ дверь, возл Ларцевской лстницы налво.
Кистяковъ. Сумерничать пріятно, но бываютъ случаи, когда благоразумне отворить двери настежь (исполняетъ) и пустить электричество
Лештуковъ. Что случилось? На Берт Ивановн лица нтъ.
Кистяковъ. Не знаю, съ чего она всполошилась? Бабы норовятъ выростить сенсацію изъ всякихъ пустяковъ. Ничего особеннаго. Къ Маргарит Николаевн мужъ пріхалъ.
Лештуковъ. Къ Маргарит Николаевн? Мужъ? Какой мужъ?
Кистяковъ. Да ужъ не знаю, какой, А надо полагать, что самый законный. Петербургская штучка. Цилиндръ, вещи дорожныя брезентовыя: знатный иностранецъ, одно слово.
Лештуковъ. Откуда вы узнали?
Кистяковъ. На вокзалъ за газетами ходили къ вечернему «диретто». Услыхалъ, что мы говоримъ по-русски, – самъ представился. Леманъ и Амальхенъ ведутъ его сюда.
Маргарита Николаевна (входитъ). Слышали новость? я едва врю… Куда же вы? Кистяковъ, не уходите…
Лештукову быстро и тихо.
Ради Бога, возьмите себя въ руки.
Кистяковъ отходить въ глубину сцены и держится тамъ.
Лештуковъ. Но позвольте…
Маргарита Николаевна. Вотъ, вотъ, вы уже начинаете. Я васъ прошу, я васъ умоляю, я приказываю вамъ, наконецъ. Помните: я васъ сейчасъ страшно люблю. Но если вы вызовете скандалъ, я васъ возненавижу.
Лештуковъ, совершенно сбитый съ толку, изумленно смотритъ на нее, вытирая лобъ платкомъ.
Маргарита Николаевна (подозрительно оглядывается, на дверь и электричество). Ахъ, это вотъ умно… Кистяковъ, вы что тамъ y дверей? Не смйте уходить…
Кистяковъ. Да я и не думалъ. Я природу созерцаю.
Маргарита Николаевна (Лештукову). Ну, милый, хороши! ну, общай мн, что ты будешь умницей. Держись со мною какъ при всхъ, добрымъ другомъ, пожалуй, даже съ маленькой фамильярностью. Это ничего… y меня въ жизни всегда былъ какой-нибудь другъ на такой ног: онъ къ этому привыкъ…
Лештуковъ хотлъ злобно засмяться и не можетъ. Она смотритъ на него выжидательно.
Лештуковъ. Онъ такъ привыкъ? Привыкъ къ друзьямъ, при васъ состоящимъ? Ну, что же? Такъ и будемъ поступать, какъ привыкъ вашъ супругъ – будемъ состоять. Ха-ха-ха!
Порывисто уходитъ къ себ въ кабинетъ.
Маргарита Николаевна. Въ самомъ дл, какъ это я… неловко!.. Вотъ всегда я такъ-то, сама не замчу, какъ обижу… А они сердятся.