Волны (В стране любви)
Шрифт:
Маргарита Николаевна. Да вы, кажется, съ ума сошли, Дмитрій Владимировичъ?
Лештуковъ. Ничуть.
Маргарита Николаевна. Какъ? Вамъ ничего, если мое имя будетъ трепаться по улицамъ? Если будутъ говорить, что я, Маргарита Рехтбергъ, ваша любовница, вамъ все равно?
Лештуковъ (всталъ на ноги и прислонился къ дверной колонна, направо). Нтъ, не все равно. Когда я услышу такое слово, я подойду къ тому, кто его произнесъ, и скажу: вы ошибаетесь: Маргарита – не любовница, но жена моя.
Маргарита
Она также встала съ качалки и прислонилась къ другой дверной колонн, лицомъ къ лицу съ Лештуковымъ.
Вы какой-то безумный, васъ лчить надо… Пускай говорятъ, что любовница. Скажу, что жена… И, главное, вдь отъ васъ станется. Думаете ли вы о томъ, что говорите? Неужели вамъ не приходить въ голову, что y меня есть репутація? Что я ношу чужое имя и обязана сохранить его чистымъ?
Лештуковъ. Теперь не приходить. Приходило раньше, когда и вамъ объ этомъ надо было думать.
Маргарита Николаевна. Что вы хотите сказать? Что, уступивъ вашей любви, я погибла, и ко мн можно прибивать какія угодно вывски?
Лештуковъ. Пожалуйста, перестаньте нервничать. Вы отлично знаете, что ничего подобнаго я сказать не хотлъ. Каждый, кто попробуетъ оскорбить васъ, встртитъ отъ меня хорошій отпоръ. Зачмъ эти выходки?
Маргарита Николаевна. Я не могла предвидть, что вы поставите меня такъ, что я потеряла въ глазахъ общества всякое уваженіе. Вы думаете, я не вижу, какъ на меня здсь смотрятъ?
Лештуковъ. Никто на васъ не смотритъ дурно и ничьего уваженія вы не теряли. Послушайте, Маргарита. Я люблю васъ сильно. Вы единственная женщина, съ которою я хотлъ бы связать свою жизнь. Я человкъ по пятому десятку лтъ, бросилъ все: свою семью, своихъ друзей, свою родину, свое любимое дло и мечусь за вами по Европ, какъ вчный жидъ. Не идіотъ же я и не сатиръ козлоногій, чтобы продлывать безумства – ради того лишь… ну, словомъ, ради интрижки съ пикантной женщиной. Женщинъ для интрижекъ всегда и везд больше, чмъ надо.
Маргарита Николаевна. Я, кажется, въ ихъ число не напрашивалась. Если бъ я была женщиной, способною на интрижку, то, я думаю, не заставила бы васъ продлывать вс эти «безумства», какъ вы выражаетесь, не особенно любезно, замтьте. Вы серьезно чувствовали, я серьезно на ваши чувства смотрла.
Лештуковъ. И, въ результат, все-таки предлагаете мн интрижку.
Маргарита Николаевна. Это несносно, наконецъ.
Лештуковъ. Какъ же иначе-то? Посудите сами. Я предлагаю вамъ открытую свободную любовь, я готовъ защищать честь своего чувства передъ цлымъ свтомъ. Я горжусь тмъ, что люблю васъ. А вы мою гордость считаете позоромъ своимъ. Говорите: нтъ, спрячемся какъ можно глубже, въ потемки, и чтобы никто, никто не смлъ подумать, будто я снизошла до любви къ вамъ. Именно это охотники въ чужихъ поляхъ и называютъ интрижкою на благородныхъ основаніяхъ. Есть скверная пріятность добиваться подобныхъ отношеній отъ женщины, когда ее презираешь, но разв они мыслимы, если женщину боготворишь? Въ потемкахъ женщина – самка. Самокъ я могъ бы найти и лучше васъ, и красиве.
Маргарита Николаевна. Въ замужней-то женщин? Ха-ха-ха! Да это сцена изъ «Ревизора» на трагическій манеръ.
Лештуковъ (выпрямился, лицо его строго). Да. Въ замужней женщин, которая всмъ своимъ поведеніемъ, каждымъ словомъ, каждымъ поступкомъ давала мн понять, что ея бракъ огромное недоразумніе и несчастіе ея жизни. Въ замужней женщинъ, которая заставила меня думать, что она еще не знала истинной любви, и что я первый зажегъ въ ней искру страсти. Въ замужней женщин, которая такъ искренно и хорошо говорила о своемъ семейномъ долг, о своемъ уваженіи къ нелюбимому мужу, что именно объ интрижк-то не смлъ я подумать. Я васъ слишкомъ уважалъ, чтобы считать способною на лавировку между мужемъ и любовникомъ. Преслдовалъ ли я васъ своими притязаніями, прежде чмъ вы сами не сказали мн: «я твоя»? А вдь мы съ вами проводили цлые дни долгіе вечера.
Маргарита Николаевна. Ахъ, оставьте вы эту беллетристику, ваши психологическія тонкости. Попросту вы хотите сказать, что ждали, пока я сама брошусь вамъ на шею. Что же? Можете торжествовать; дождались. Только вы хвалитесь своимъ рыцарствомъ, А это ужъ боле, чмъ не по-рыцарски напоминать женщинъ ея прошлую глупость.
Лештуковъ. Я только хотлъ сказать, что никогда не возникло бы между нами отношеній, допускающихъ подобныя сцены, если бы я не ошибся: не поврилъ вамъ, что вы именно такъ же хорошо любите меня, какъ я васъ.
Молчаніе. Маргарита Николаевна, кутаясь въ платокъ, всматривается въ Лештукова съ кокетливымъ любопытствомъ. Ей и жутко, и пріятно, что ее такъ любятъ.
Маргарита Николаевна. Ты иногда какой-то страшный бываешь… о, тебя бояться можно.
Лештуковъ молчитъ.
Маргарита Николаевна. Ты, пожалуй, убить способенъ?
Лештуковъ. Тебя?
Маргарита Николаевна. Пойми же ты. Я вдь не спорю: ты правъ. Но, если я не могу? Я не знаю, что такое воспитаніе ли мое, натура ли заячья, но я всякихъ рзкихъ ршеній боюсь, А ужъ въ семейныхъ вопросахъ, не говори. Я дрожу, я теряюсь, я дурой длаюсь.
Лештуковъ. Ты сама начала этотъ разговоръ по поводу Ларцева.
Маргарита Николаевна. Что же длать? Я не выношу фальшивыхъ положеній…
Лештуковъ. Я тоже до нихъ не охотникъ. Разъ попали въ фальшивое положеніе, надо изъ него выйти.
Маргарита Николаевна. Опять начинаешь сказку про благо бычка! Оставь свои теоріи, гляди на дло, какъ оно есть. Чего ты хочешь? Гражданскаго брака? Чтобы я сошлась съ тобою, какъ говорится, mАritАlement? Я прямо теб говорю, что это невозможно, мн будетъ вчно казаться, будто весь свтъ показываетъ на меня пальцами. Я мнительна, и выросла въ такихъ понятіяхъ, что это для женщины самый большой позоръ. И, такъ какъ ты будешь причиною моего позора, я тебя возненавижу, едва мы сойдемся. Я терпть не могу страдать и ненавижу все, что меня страдать заставляетъ.