Володарь железного града
Шрифт:
Мы бы с радостью, но кто же нам даст? Князь в гневе великом ответил. Ежели прознает, что мы кого из его людей сожгли, в ответ спалит монастырь со всеми служками и вообще мол, Феогност прав такие указы издавать не имеет, сие может лишь Вселенский Собор. А чего ешо от него ждать то? Ужо он то ведает откуда ветер дует. Князь и есм главный еретик, что прочих на непотребства подвигает. Ох беда-беда.
Несмотря на показное поругание техники, отец Лаврентий пользовался самоходными повозками, считая их меньшими из зол. Служебный состав быстро доставил священика в Лещиново. За стены ему хода не было, но поселение уже давно вылезло из детских штанишек. Напротив острожка, на другом берегу Неручи раскинулся огромный кирпично-черепичный завод, на юг, вдоль старой двухпутки вытянулись линейные городки. С одной
Искомое обнаружилось рядом с высоководным мостом, там, где в другой реальности стоял памятник, посвящённый 50-летию со дня полёта Гагарина в космос.
Поле приличных размеров здесь огораживал плетень, сквозь который было отлично видно глубокую, круглую яму чем-то напоминавшую котёл. Бесовские машины копали ту с осени, но Лаврентий не придавал сему значения, сколько таких ям он уже тута повидал? Однако сейчас добавилась новая деталь. Яму докопали до известкового основания, подготовили площадку и застелили «котёл» несколькими слоями асбестового картона, пропитанного смолой. Работы велись допоздна и подсвечивались отчего в воображении священника днём яма напоминала чёрный провал, а ночью ад, где черти прожаривали грешников. В котлован вела железная дорога по коей из ценхов везли бетонные блоки, скручиваемые меж собой болтами, а блоки сии краны ставили кольцом, заливая промежутки свежим бетоном.
Отец Лаврентий отстранился от забора, привычно перекрестился и наконец, подняв голову, увидел необычное. Большой билборд. Эдакая здоровенная доска для объявлений высотою в два человеческих роста, где толпилась толпа зевак. Подойдя ближе, Лаврентий внимательно рассмотрел нарисованное в цвете красивое здание, устремляющиеся вершиной в небеса. Колонны, украшенные орнаментом, формировали многовитковую спираль, чем-то походили на приземистые башни поселений. Основание здания органично вырастало из круглого языческого храма с сотнями столбов, а его вершину венчала статуя «Прометея». Эстетика и пропорции конструкции не оставилибы равнодушными и дремучего холопа, а таковым Лаврентий себя не считал, ибо дважды бывал в Константинополе, где своими глазами видел собор Святой Софии. Нарисованное здание очень напоминало храм, это стало окончательно ясно, когда он внимательно рассмотрел планы здания и его вид, в разрезе. Внутри башни скрывалась настоящая базилика! На нижнем ярусы располагались залы, похожие на латинские храмы, с готическими окнами и трубами органов. А когда он приметил маленького человека, в сравнении с колоссом и перевёл цифры в привычные для себя, священнику плохо стало. Даже ворот расстегнул. Чудной купол выходил втрое больше Софийского! Зал, что вмещает двадцать тысяч прихожан, пятьсот локтей высоты… Нечто невероятное для XIV века. Если бы Лаврентий вырос в Советском Союзе он бы узнал характерные черты проекта Дворца Совета, одного из ранних от Бориса Иофана, однако ныне на плане значился другой зодчий. Пресвитер перевёл взгляд выше и прочёл чёткую надпись в рамке.
Строительство объекта N 22/344: Собор Святого Макарония.
Срок сдачи: третья декада 1343 года.
Заказчик: Воротынское княжество.
Главный архитектор: Маттео Орканья
Подрядчики: цех бетонных изделий N 2, цех металлоконструкций, химический цех N 7, артели N….
— Собор, собор, — Лаврентия охватили противоречивые чувства. Соборов на Руси отродясь не строили, тем более в камне и ТАКИХ размеров. Отчего же здесь мало крестов? Митрополит?! Он не был, не дал благословления. А кто же освещал заложение? Феодорвские… Нет, быть того не может. Прихожане непременно донесли бы. И главное кто таков этот святой?! Глаза священника забегали по толпе и остановились на сухоньком мужичке, что ранее исправно ходил на службы. — Митроха! А ну подь сюды.
— Здрав буде, святой отец.
— И тебе не хворать, — он коротко окрестил его. — Тута видно ошибка закралась, —
— Не знаю такового, отче. Князь за другого сказ вёл. Святой Макароний обитает на Луне, — Митроха показал рукой на небо. — Тама он денно и нощно за сирых и убогих молится. Покровитель наук и искусств, во!
Отец Лаврентий пошел красными пятнами, дыхание участилось, а на лбу несмотря на морозец выступила испарина.
— Е… Ере… Ере, — от волнения священник не мог сказать и слова.
— А ешо он макароны выдумал, трубки из теста. Во! — Митроха со значением поднял указательный палец.
Переяслав — Рязанский
Двор стремительно заполнялся нойонами в богатых доспеха на откормленных, рослых конях. Баскак затравленно смотрел и понимал, ему не уйти. Волчья сотня не та сила, с которой можно играть в кошки мышки. Да и не будут его люди противится людям хана с золотой басмой. Кто донёс про десятника? Как это змея узнала?!
Дверь тем временем открыли с ноги. Вместе с паром, в натопленную чугункой комнату, пачкая персидские ковры снегом, смешанным с грязью, ворвался крепкий и широкий в плечах батыр, с затылка которого спадала чёрная коса, блестящая от жира.
— Что, баскак! Вижу не рад моему приезду?
Еди-Тоблуг начал что-то невразумительно мямлить в ответ, заверяя представителя правящего дома в своей вечной преданности. Посланец тем временем прошёл в глубину и плюхнулся в мягкое кресло, затянутое белой замшей с вышитыми по краям узорами тайгутов. Взглядом окинул жилище баскака, и брови удивлённо взмыли, оценив окна из стекла и богатое убранство чиновника.
— Вижу, ты неплохо устроился, баскак. Похоже, рязанский князь не жалел серебра? А может ты и сам стал урусом, живя в неге и роскоши? — посланник потянулся вперед и с вызовом посмотрел в глаза.
Еди-Тоблуг смущенно отвёл взгляд.
— Твой эмир Боржигидай, и его жилище куда скромнее. Забыл, каким должен быть настоящий монгол? Может отправить тебя в степь, подышать запахом полыни и конского пота?
Баскак плюхнулся на колени, склонил голову и протянул мешок полный серебряных монет. Посланник презрительно оттолкнул подачку, рассыпав взятку по деревянному полу:
— Мне это не интересно, червь! Придержи денге для посланцев дивана. На вот, читай!
На стеклянный столик упало письмо, закрытое печатью с цветком, личной печатью ханши. Еди-Тоблуг дрожащими руками вскрыл послание и по мере его прочтения руки перестали дрожать, а с лица исчезло угодливое выражение. Баскаку больших усилий стоило сдержать торжествующую улыбку — они ничего не знают!
Еди-Тоблуг почтительно поклонился и на вытянутых руках отдал письмо обратно. — Уважаемый Гюр-Хан, преданный слуга Тайтуглы-хатун сделает всё что в его силах.
— Надеюсь на твоё благоразумие баскак. Очень надеюсь. Сделай, что просит царевна и мы закроем глаза на твои маленькие, — посланник выделил последнее слово, — слабости.
— У вас уже есть план? Дружина князя втрое больше моих сил, даже, с вашими нойонами. Если позволите, я бы предложил более интресный вариант.
— Да? Ну что же, давай послушаем. Спорить не буду, ты куда лучше меня знаешь местных беев, бояр.
Финский залив
Тяжёлые, липкие хлопья снега сплошной стеной валились из свинцовых облаков. Серые воды Балтики били в борта флагмана «Lisa von Rostock» словно тараны, отчего крепкий дуб обшивки то натужно скрипел, то плакал словно младенец. Огромные волны мотали тяжёлый трехмачтовый халк, как пушинку. После того как вода уходила, на палубе оставались куски льда тускло бликующие в свете цепных молний. Крюки, скобы, вертлюги и даже широкополые шляпы матросов были покрыты толстой, ледяной коркой. Капитан проклинал день, когда согласился на эту авантюру прельстившись большим деньгами, а матросы искренне молились Святой Марии. В полночь, вымотанный до предела экипаж возликовал. Люди увидели свет маяка! Живительный свет вдохнул надежду и новые силы, у матросов открылось второе дыхание, и все решили — выживем!