Володарь железного града
Шрифт:
Тяжело дыша, старик сидел на земле и ничего не понимал. Было ранее утро и вроде тоже самое поле. Прибитый местами ковыль, приметная рябина усыпанная крупным кроваво-красными плодами. Но куда делись павшие нукеры? Где вал из меринов тяжёлых всадников Дауна. Огромные воронки в конце концов. Ничего… Лишь мертвенная тишина. Штуки Эрлага? Или он в уже в мире мёртвых, или ему снится дурной сон! Взвыв от страха Бухедей сломя голову рванул в сторону леса, повалился в сугроб отдышался и немного успокоился. В него не стреляли, урусов поблизости не было.
Что-то в пейзаже было неправильно, цепляло взгляд, и он не мог понять, что именно. Пройдя по краю, заметил пятно крови, затем нашёл обломанный наконечник
Урусы хотят спрятать бой? Это как раз ему было понятно. Лишь безумец мог противиться посланнику с золотой пайцзой. А ещё это значит, что все нойоны дерюги мертвы. Что же делать? Без коня, без еды. Сколько дней он протянет в холодной и голодной степи.
Хорошенько подумав, Бухэдей решил не испытывать судьбу и повернул на север, в Рязанское княжество, так как оно было ближе всего. Скажет декханам, что выживший охранник из ограбленного каравана, такое бывает. Поверят. Несколько слов на языке урусов он знает, сможет объясниться. Главное выйти на Ногайский тракт и добраться до баскака в Переяславе. За такие сведения его могут щедро наградить… Очень щедро.
* * *
Узбека мучил кошмар. Ему казалось, что тело наполнилось тяжестью, он попытался встать, позвать слуг, но не смог и лишь бессильно сжимал пальцы. Неожиданно чьи-то сухие, сильные ладони вдруг сжали ему горло, и он рванулся всем телом, пытаясь освободиться от них. Рот его открылся в крике, но из горла вырвался только страшный, сдавленный хрип.
От этого хрипа хан и проснулся. Глаза его лихорадочно шарили вокруг, пытаясь увидеть врага. Тело тряслось, а рука искала кинжал, спрятанный под ковром у изголовья. Но во дворце никого не было. В тонких, как стрелы, лучиках солнца, падающих сквозь отверстие в своде, клубились золотистые пылинки, и слышно было, как за тонкими стенами перемещались туленгиты, охраняющие покой великого хана Золотой Орды.
Узбек вытер выступивший на лбу пот, шепотом прочитал молитву и провел по лицу сложенными ладонями. Проклятый сон уже не первую ночь мучал самого могущественного правителя на планете.
Ему удалось сохранить и славу, и богатство, и мощь Золотой Орды. Но где-то подспудно хан чувствовал, как надвигается на Орду невидимая постороннему глазу опасность. Все меньше настоящих, чистокровных монголов оставалось в его окружении, все меньше придерживались люди законов, оставленных великим Чингиз-ханом. К трону незаметно подползала, окружала его знать из местных, когда-то покоренных родов. Теперь при дворе можно было встретить кипчаков и алшинцев, урусов, кереев и найманов. Не было больше улуса Джучи, где единственными правителями и хозяевами жизни были монголы-чингизиды. За местной знатью стояла большая сила — племена и народы, населяющие Дешт-и-Кипчак. Оттого она все чаще стала вмешиваться в дела хана, безболезненно подавать советы.
— Мой повелитель, — в покои боком протиснулся визирь. — Войска ожидают вашего напутствия….
Хан вышел на балкон и сердце его наполнила радость. На площадь дворца Сарай ал-Махруса уже упали первые хлопья снега. Впервые за много лет он собрал воистину огромную армию, шесть тюменов! Извиваясь по узким, кривым улочкам Сарая и растянувшись от одного конца города до другого, мимо его золотых коней ползла огромная змея, поблескивая на Солнце, словно чешуйками, остриями отточенных копий.
Длиннохвостые, короткогривые кони, привыкшие к дальним походам, шли неутомимой рысью, а сидящие на них
Справа у пояса висел подаренный ханом меч из дамасской стали в ножнах, украшенных золотой арабской вязью, слева — длинный нож с рукоятью из желтоватой слоновой кости. Седло все в золотых драконах и серебряных бляхах. Слева к нему был приторочен железный щит, а за спиной висел саадак, полный красных стрел с оперением, сделанным из соколиных перьев. Крепкое тело облегала кольчужная рубашка с накидкой из черного соболя, голову украшал черный железный шлем с золотыми насечками и тамгой Чингизидов. Хан прослезился и помахал наследнику, пожелал доброго пути и победы…
В поход на Чагатайский улус шли его самые преданные эмиры, нойоны, батыры. У каждого второго воина хорошее оружие, выданное из ханской казны, кольчужные нагрудники поверх одежды, заводной конь. Что может остановить таких воинов — бесстрашных и быстрых, готовых повиноваться каждому жесту, каждому слову его любимого сына?
А ведь такие доспехи могли быть у каждого! Если бы не некоторые поганые темники, такие как Берди! Узбек злостно сплюнул. Его палачи наконец развязали язык этой отрыжке Орды-Ежена и опальный темник соловьём заливался о том, ЧТО утаил от своего хана. Почему же нет вестей от верного сотника и этого жирдяя Октая. Где обещанные дерюгой караваны с железом, как кровь, необходимые его тюменам?
Сейчас, именно сейчас, когда одним ударом можно преломить хребет его злейшим врагам Чагатаям они ему особенно нужны. Чёрная смерть и грызня за ханский престол превратили беспокойного соседа, раскинувшегося от пустыни Гоби до Кабула и широкой Амударьи в лоскутное одеяло ханств. Самое время откусить жирный кусок от этого пирога и осуществить давнюю мечту. Из медленно текущего ручейка вновь превратить Великий Шёлковый путь в полноводную, широкую реку.
* * *
Войска хана ещё не скрылись на бескрайних просторах Дешт-и-Кипчак, а в лагерях невольников, тех, что стояли на восточном берегу Итиля начали происходить странные события.
На базарных площадях Укека и Сарая можно было купить невольников из всех земель, куда только ступало копыто монгольского коня. Здесь продавали рыжебородых орусутов и чернобородых кипчаков, дехкан Мавераннахра в пестрых тюбетейках и туркменских аламанов в высоких лохматых шапках… Отсюда живой товар перепродавался в Китай и Египет, в Индию и Венецию. В этот год из-за слухов о чёрной смерти не приехали за живым товаром купцы из Египта, Персии и Генуи. Китайские «товарищи» отобрали немного молодых мужчин и красивых девушек, но это так, капля в море. Техже на кого не нашелся покупатель, хозяева держали впроголодь. Держать невольников в столице, вне «сезона», выходило накладно и несчастных сгоняли в лагеря на берегу Итиля где вчерашние ремесленники, дехкане, воины десятками, сотнями умирали от голода и болезней. Число не проданных в зиму невольников достигло внушительной цифры, шестнадцати тысяч. Некоторые из них настолько обессилели, что уже не могли самостоятельно подняться с земли. Лишь тем, кого возили в города и кочевья на подработки выпадал счастливый билет. Если повезёт, наниматель их мог досыта накормить. Жаль это не касалось лихих людей, ушкуйников. Из-за скверного норова брали их неохотно, а зимой работы на соляных озёрах прекращались. В скверных погодных условиях и сырости даже самые крепкие и выносливые мёрли словно мухи.