«Волос ангела»
Шрифт:
В соседней комнате за столом, удобно устроившись перед медным большим самоваром, сидели трое. Монашка, бледного, худого длинноволосого парня, Мишка разглядывать не стал: и так знаком, да и Севастьянова промашки не даст – ей вместо Монашка никого другого не подсунешь. Мартын, грузный, патлатый мужик в распахнутой рубахе, с запутавшимся в густой поросли сивых волос на груди гайтаном с медным крестиком, тоже мало интересовал Рябого. Он впился глазами в третьего – молодого мужчину, одетого чисто, даже с форсом. Цепко ухватив крепкими
„Знает себе цену“, – подумал Мишка, оценив ширину плеч и ненапускное спокойствие питерского, и шепотом поинтересовался у содержательницы притона:
– Водки подавала?
– Отказался, – глухо ответила из своего угла Севастьянова. – Пойдешь?
– Погляжу еще… – Рябому почему-то очень не хотелось входить в ту комнату, где сидел этот широкоплечий спокойный человек. Почему? Даже сам себе он не мог бы точно ответить, но не хотелось, и все, словно какое-то подсознательное чувство удерживало его, может, насторожило то, что питерский отказался выпить водки?
– Сказал, почему не хочет? – повернулся Мишка к Севастьяновой.
– За делом, говорит, пришел.
– Ага… – кивнул Рябой. Пытаться получить от хозяйки более пространный ответ или добиться от нее изложения собственных впечатлений о госте было делом пустым, это Мишка знал по опыту – иначе Севастьянова не была бы Севастьяновой: ее капитал – молчание. Ну что, надо идти к гостям?
Тем временем сидевшие за столом допили чай. Питерский достал из кармана жилета часы, щелкнул крышкой, укоризненно покачал тщательно причесанной головой.
– Опаздывает.
Голоса доносились через перегородку между комнатами глухо, приходилось напрягать слух, но разобрать слова все же было можно.
– Придет, – ответил Мартын, переворачивая свой стакан на блюдце вверх дном. – Может, банчок смечем?
Он достал карты, быстро перетасовал колоду. Питерский с меланхоличной улыбкой наблюдал за ловкими движениями толстых пальцев Мартына, тискавших уже потрепанные атласные листы.
– Поиздержался… Если в долг? – тихо сказал он.
– А на часы? – прищурился Мартын.
– Что в ответ? – усмехнулся питерский.
– Найдем, – успокоил Мартын и, снова перетасовав колоду, протянул руку с положенными на ладонь картами к гостю. – Сдвинь.
Рябой напрягся – он знал, что Мартын никогда честно не играет. Заметит это пришлый или нет? Как станет играть?
– Давай по банку втемную… – сдвинув карты, предложил гость.
Мартын быстро выкинул на стол рубашкой вверх одну карту, потом вторую, застыл, выжидательно глядя в лицо питерского.
– Еще одну! – взяв со стола карты, он, не открывая, по-тюремному дунул на листы, потом раздвинул их и тут же бросил перед собой.
– Очко!
– Фарт… – изумленно протянул
– И у меня очко! – довольно захохотал Мартын. – Давай часы, приятель, банкир выигрывает.
Не вставая с места, питерский протянул руку и быстро вытащил из колоды еще одного туза и еще одну десятку. Молча поднес их к лицу ошарашенного Мартына и бросил на стол.
– Так что ты там ставил в ответ? – небрежно поинтересовался он. – Играть не умеешь, даже колоду по-человечески не зарядил. Болвана нашел?
– Да я… – поднялся Мартын.
– Сядь, сявка… – устало сказал питерский и, как показалось Рябому, только концами пальцев дотронулся до груди Мартына. Но этот грузный человек вместе со стулом грохнулся на пол.
„Пойду“, – решился Мишка и быстро вошел в соседнюю комнату. Брезгливо поглядев на поднимающегося с пола Мартына, приказал:
– Выйди! И ты тоже… – дернул головой в сторону Монашка. – Да скажите, пусть подадут закусить. Ну, – присаживаясь напротив питерского, спросил Рябой, – знакомиться будем?
– Если с толком к делу, то познакомимся, – прищурился тот. – Меня в Питере Косым звали… Да не держись ты за свой шпалер на кармане, не обижу, – и он обезоруживающе улыбнулся.
– А чем докажешь, что ты Косой из Питера? – поглядывая на Севастьянову, поставившую на стол бутылку и закуску, недоверчиво спросил Мишка, не убирая руки с нагана, спрятанного в кармане.
– Может, думаешь, что я начальник МУРа? – засмеялся Трепалов, выдававший себя за Косого.
Рябой усмехнулся в ответ на шутку питерского и разлил водку по стаканам. Но гость сдвинул свой стакан в сторону:
– Сначала о деле.
– Да ты говори, говори, я слушаю… – Мишка опрокинул водку в рот и захрустел огурцом. – Чего там у тебя?
– Железнодорожные кассы!
– Тю, малохольный… – Рябой даже замахал перед собой руками, зайдясь визгловатым смешком. – И это все?
– Не зря же я сюда из Питера мотал, надо расход обернуть. – Трепалов наклонился ближе к бандиту. – Одни, конечно, не возьмем. Но если с умом на это дело других нам в помощь…
– Кого это? – сразу насторожился Рябой, даже перестал жевать. Кого тут знает приезжий, к кому может пойти с предложением провернуть это заманчивое, денежное дело, и вправду сулившее при удаче ломовую деньгу, несчитанную, немереную? У самого Мишки никаких планов насчет таких крупных дел не было, но и упускать фартовый шанс враз снять куш, какой и не снился, он тоже не хотел. Кассы – это тебе не ночных, запоздалых прохожих топором брить или грабить пекарни, спуская потом муку перекупщикам-спекулянтам. Ну, квартирки можно пощупать, ну, еще… Но мелочь все, мелочь. А давно хочется взять, так взять, чтобы все от зависти засохли. Стоит выведать у питерского, как и с кем он намерен дело провернуть, ой стоит.