«Волос ангела»

Веденеев Василий Владимирович

Устроив поудобнее на растопыренных толстых пальцах блюдце с чаем, Алексей понемножку откусывал крепкими зубами от маленького куска сахара и шумно прихлебывал из блюдца, то и дело поглядывая на отца. Тот, повесив полотенце на шею – утирать пот, истово пил огненно-горячий чай, посасывая размоченную в чашке баранку.

Молчали. Тускло светились образа в красном углу, где-то билась с жужжанием муха о стекло, слышно было, как во дворе тяжело переступает копытами кобыла Алексея, запряженная в коляску.

В дверь постучали. Иван Васильевич

степенно отставил чай, пошел отворить. Через минуту в комнату ввалился Колька Псих: в полосатом костюмчике, новых сапогах и при галстуке. В руках у него был мешок. Бережно поставив его на пол, он снял картуз.

– Здорово, хозяева!

– И тебе Господь навстречу… – Иван Васильевич бочком протиснулся мимо Кольки и снова умостился за столом. – Садись, чайку попьем.

– Некогда чаи гонять. Работа готова?

Алексей повел на него своими выпученными белесыми глазами: может, теперь и не надо будет папашку ни о чем выспрашивать, все и так само собой узнается – не будет же родитель от него таиться? И так, почитай, всю его подноготную сын знает.

– А то… – откликнулся старший Метляев. – Да ты сядь, в ногах правды нету.

– Попей чайку… – Алексей подвинул по столу к Кольке пустой стакан.

– Чай не водка, много не выпьешь, – ощерился Псих.

– Давно тебя не видать было, – Алексей снова шумно отхлебнул из блюдца. – Гдей-то пропадал?

– А ты, никак, заскучал? Я не девка, по мне скучать нечего.

– Ладно, кобели! Будет собачиться, – незлобно остановил их Иван Васильевич. – Присядь, я счас… Ну, Бог напитал, никто не видал.

Он небрежно перекрестился на иконы и зашаркал обрезанными валенками, в которых ходил зимой и летом, в угол комнаты, к комоду. Колька, отряхнув для порядка картуз об колено, сел к столу.

Старый серебряник повозился у комода, выдвигая и задвигая ящики, наконец отыскал очки в простенькой оправе, надел.

– Ну, покажи, чего принес?

– Не-е… – засмеялся Псих, – сперва работу давай. А я тут тебе – кой-какой товарец за труды.

Нагнувшись, он развязал мешок, начал выкладывать на стол «товарец». Первыми появились два отреза мануфактуры, за ними новые сапоги, несколько больших жестянок с чаем, пара небольших голов сахара, бутыль с подсолнечным маслом, мешочек с крупой.

Отставив блюдце, Алексей потянулся пощупать материю.

– Удружил, удружил старику, хе-хе-хе… – дребезжащим смехом зашелся Иван Васильевич, сноровисто подгребая к себе принесенное Психом добро. – Как металл принимать будешь? Весом али по штукам?

– Ты, Иван Васильевич, дуриком не катись! – Псих опустил мешок. – Весом брал, весом и сдавай!

"Не иначе папашка опять за старое принялся, – подумал Алексей, с интересом наблюдая за происходящим. – Тута все ясно. Зато другой вопрос – откуда у Кольки Психа металл? И какой – неужто золото?.."

– Да ладно, ладно! – замахал на гостя сухими ладошками Метляев-старший. – Серчаешь-то что? Это я по-стариковски, запамятовал.

– "Запамятовал", –

передразнил его Псих, – небось и так к лапам прилипло?

– Угорает, угорает, милай! Угорает золотишко при плавке. Вот, помню, раньше, бывалоча, кто не веровал, что угорает, приходилось при заказчике плавить. Счас я, счас…

Метляев-старший суетливо бросился на другую половину. Вернулся с саквояжем в руках и весами под мышкой. Быстро поставил их на столе, грохнул на одну чашку саквояж, на другую начал ставить гири, приговаривая:

– Вот, вишь, милай, как и было…

– Это ты брось, брось! – остановил его Колька. – А саквояж? В нем тоже вес есть.

– А работа? – выставил упрямо козлиную бороденку Иван Васильевич.

– За работу тебе дадено, с собой в Царствие Небесное все равно ничего не утянешь. Давай в мешке вешать!

Он поднял свой мешок и начал высыпать на стол кресты, чаши, оклады икон. Кое-где на них остались невынутые камни, взблескивавшие разноцветным огнем.

Алексей как зачарованный смотрел на это великолепие, совсем забыв про чай.

– Ай и кровосос же ты, Колька! – покачал головой серебряник.

– Кто из нас кровосос, еще глядеть надо! Смотри, старая образина, это что, а?! Фунта почти нет!

– Не могет того быть! – запальчиво возразил Иван Васильевич Кольке, вновь надевая снятые было очки. – Где? Где не хватает? А камушки? Они тоже вес имеют! А скрепы убрал, медь золоченую… Фунта ему не хватает.

– Вечно ты мудришь. – Псих снял мешок с весов. – Давай камни.

Старик, все еще сердито ворча себе под нос что-то неразборчивое, подошел к божнице, пошарил там, достал небольшой замшевый мешочек. Вложил Кольке в руку. Тот быстро спрятал его за пазухой.

– Ты чего же, Колька, – Алексей потянулся за чашей: блеск полированного серебра на круглых ребристых боках, чеканная золотая отделка по ободку так и манили, просились в руки, – в клюквенники подался? Церквы шарашишь? Не божеское дело.

– И не твое! – огрызнулся Псих. – Сам небось, когда пьяных по ночам обираешь, о Боге тоже не очень-то думаешь? Лучше бы пошел на отцовский промысел.

– Ну, мое дело извощицкое. – Алексей поставил чашу и снова взялся за чай. "Откуда Колька про пьяных знает? Сказал кто или так болтнул, да и в точку?" – Я к папашкиному промыслу неспособный: руки не те, да и у горна стоять грудь не позволяет. На воздухе вольготнее.

– Вот и не лезь не в свои дела, гоняй кабыздоха кнутиком, и вся недолга. Бери… – Колька подвинул ближе к серебрянику принесённое, – камни, которые остались, повынешь, рыжье [12] и серебришко переплавь, чтоб не узнать.

12

Золото (жаргон.).