«Волос ангела»

Веденеев Василий Владимирович

– Отвори, сестра… – донесся сквозь шум дождя жалобный женский голос.

Выпростав из-под темного платка, повязанного на голове, ухо, Мария снова дотянулась до оконца.

– Кто там? Чего тебе надо? – свеча оплывала, горячий воск неприятно жег пальцы, и старуха перехватила огарок поудобнее, боясь, чтобы он не потух. – Скажи, чего надо-то?

– Здесь сестра твоя во Христе… Отвори! Позволь помолиться у чудотворной иконы Иверской о здравии мужа моего… – жарко начала просить неизвестная женщина

за дверью. – На одре тяжкой болезни он… Одна наша Небесная Заступница все может. На нее моя надежда. Отвори, сестра!

– Милая, ночь на дворе, закрыт храм. Приходи, родимая, к утрене! Господь с тобой, – Мария перекрестила зарешеченное оконце и хотела захлопнуть его.

– Не уходи, сестра… – женщина за дверью заплакала. – Господь велел помогать друг другу. Боюсь, не доживет мой муж до утра. Позволь помолиться, не лишай надежды.

– Не могу я, милая, не могу… – Мария, скорбно поджав губы, поправила платок. – Не проси. Моли лучше Господа о милосердии и приходи к утрене…

Зарешеченное оконце в тяжелых дверях стукнуло, захлопнувшись.

Было слышно, как женщина за дверями горько зарыдала. Марии стало жаль ее. Она немного постояла, прислушиваясь к доносившимся из-за двери рыданиям, повернулась, чтобы уйти: Бог милостив – все во власти Его.

За дверью раздался стон, что-то упало. Старуха снова открыла оконце.

– Эй, здесь ли ты?

Молчание в ответ. И снова слабый стон. Потом тишина. Шорох дождя по листве растущих во дворе тополей, перестук капель по карнизу, опять стон.

Ах, если бы можно было выглянуть в оконце в дверях! Да не достать никак. Что же делать?

Бесшумно отодвинув тяжелый засов, Мария мгновенье помедлила, решаясь, потом немного приоткрыла дверь.

Ничего не видно, темень. Налетевший порыв ветра тут же задул слабый огонек свечи.

Мария захлопнула дверь, прижалась к ней спиной, унимая сердцебиение. Быстро зажгла свечу и вновь приоткрыла створку двери.

– Где ты? – она шагнула на паперть, мокрую от дождя.

Слабый огонек прикрытой ее ладонью свечи осветил лежащую у ступенек лестницы женщину в темном платке, сползшем на плечи. Пышные волосы в мелких каплях дождя, бледное лицо, чуть вздрагивают закрытые веки.

Старуха сделала шаг к ней, протянула руку…

Из темноты метнулась чья-то фигура. Мария почувствовала, как сильные руки схватили ее, подняли на воздух, зажали рот, потащили обратно, в сухую темень храма, освещенного огнями редких лампад. Она замычала, болтая ногами, обутыми в старые мужские полуботинки. Попала по колену тащившему. Ее стиснули сильнее, грубо выругавшись сквозь зубы.

Женщина, лежавшая на паперти, быстро встала. По ступенькам взбежали еще двое мужчин – один, перед тем как войти в храм, сложил большой зонт, взял его под мышку и снял шляпу.

Лязгнул

задвинутый изнутри засов. Смолк разом шум дождя. Мужчина с зонтом зажег еще пару свечей, прилепил их на край высокого подсвечника, стоявшего на полу.

Марию поставили на ноги. Гулко топоча каблуками, подошел высокий ростом, в надвинутой на глаза шляпе. Достал платок, высморкался. Канищева увидела у него на руках тонкие кожаные перчатки.

– Ну, старая… – сипло сказал он. – Где самое ценное? Покажешь?

Ладонь, закрывавшая ей рот, разжалась. Мария, набрав побольше воздуха в легкие, что было сил завопила:

– Помогите, гра…

Пашка, державший ее сзади, сильно ударил по голове рукоятью револьвера. Мария осела на пол; из-под платка потянулась темная струйка крови.

Заика зло пнул бесчувственное тело старухи ногой.

– Падла старая!

– Тише, тише! – остановил его Невроцкий, зажавший под мышкой сложенный зонт. – Убьешь еще…

Пашка Заика плюнул досадливо и кинулся к свечному ящику, на ходу доставая мешок. Быстро отыскав мелочь, не глядя ссыпал ее, взломал ящик. Разочарованно уставился в его пустоту.

– Кончай ерунду! – Антоний разбил стекло, прикрывавшее большую икону в дорогом окладе с жемчугом, ножом начал отдирать оклад. – Иди помоги! Где цыганка?!

– Я здесь… – из темного угла появилась Ангелина, выманившая Марию за двери.

– Снимайте с Пашкой. Быстро! Я в алтарь…

Антоний заторопился к алтарю. Невроцкий пошел следом за ним.

– Не забудьте про иконки, – негромко напомнил он.

– Счас, Банкир, счас… – Антоний зажег фонарь. Луч света заскользил по иконостасу. – Вот эта, эта тоже… И вон та, в углу. Сам выламывай, мне еще по металлу надо поработать. Давай, Банкир, не стесняйся…

Невроцкий, тяжело вздохнув, неуклюже полез к иконостасу. Антоний быстро скрылся в глубине алтаря; вскоре там звякнуло, что-то покатилось, металлически бренча по каменным плиткам пола.

Алексей Фадеевич, быстро приоткрыв дверь, ведущую в ризницу, недовольно спросил:

– Что тут у вас? Тише нельзя?

– Много… – Антоний с суетливой поспешностью бросал в мешок церковную утварь, тускло блестевшую в неверном свете потайного фонаря. – На переплавку все не отдашь, а оставлять – дурнем будешь.

– Берите все, – задумавшись на минуту, скомандовал Невроцкий. – Я тут одну знакомую фамилию на интересной вывеске видел. Думаю, часть сможем сбыть без переработки, а деньги не пахнут.

– Это точно! – хохотнул Антоний. – Деловой ты мужик, Банкир!

– Не фамильярничайте, – сухо сказал бывший жандарм. – Заканчивайте быстрее.

Он уже сложил иконы в свой саквояж. Пашка и цыганка тоже набили мешок. Вскоре из алтаря появился Антоний.