Волосы циннвальдитового цвета
Шрифт:
– А в чем же тогда суть выборов? Если все равно назначают кого нужно?
– А вот в этом, - дедушка кивнул в сторону споривших.
– Видишь, как они горячатся. Эмоции ведь неподдельные, настоящие. Могут так целый день поливать друг друга грязью. Вот тот вот, - он указал на долговязого, - социал-демократ, второй, - дедушка ткнул указательным пальцем в сторону круглого, - национал-консерватор, а молодой, наверное, либерал. Молодые они, нынче, все либералы.
– Либерал?
– удивился Артем. Он ни слова ни понял из того, что сказал старик.
– Да, либерал. Как бы тебе объяснить. Ну, представь, к примеру, что люди неожиданно разделились на три категории: одни едят пирожки повернув их боком, другие положив плашмя, а третьи поперек. Хотя первый и третий способы довольно неудобны, по сути ничего плохого нет в том, что кто-то предпочитает есть пирожок так, а кто-то иначе. А вот если все эти три категории возненавидят друг друга, каждый будет кричать, мол, вы едите неправильно, надо так, а не иначе, и вообще, вы вруны и дегенераты - тогда мы и получим политические течения. Смотри на них внимательно. Их озлобленность не показушная, а в основе логики каждого лежит элементарный принцип: если
– Неужели кому-то это интересно?
– А то, целым двум процентам населения, если верить обещаниям агитаторов в этом году. Политикой, правда, в основном старики интересуются, остальным до нее дела нет, проценты по кредитам нужно платить. Если хочешь, можем сходить на избирательный участок, познакомишься с кандидатами.
Артем еще раз посмотрел в сторону споривших. Круглый старичок с костылем, раскраснелся, смотрел, грозился кулаком, долговязый размахивал руками, обещал поколотить своих оппонентов, третий, тот, что помоложе, ругался отборными матами и всячески высмеивал почтенный возраст двух других.
– Да не особо хочется, - признался Артем.
– Ну и правильно, - согласился старик.
– Я бы и сам не пошел. Чем тратить время, поговорим о деле. Где же мои манеры, - спохватился старичок.
– Андрей Антонович Антонов. По отчеству необязательно. Пошли, погуляем по окрестностям, Артем.
– Пойдемте, - согласился Курков.
Они некоторое время шли молча, старик мирно поглядывал по сторонам. Заметив школьника, он грустно улыбнулся.
– Знаешь, в бытность мою молодым, еще можно было застать осенние костры. Люди сгребали листья в огромную кучу и поджигали их. Дыму было, не продохнешь. Старики ворчали, а нам, молодежи, нравилось. То и дело подкидывали листву и веток в костер, кружились поблизости, убегали от дыма. Самые отчаянные прыгали прямо через пылавшие кучи, - старичок мечтательно вздохнул, словно бы на мгновение вернулся в те так много значившие для него времена.
– Мой дед тогда еще был жив. Ты не представляешь, насколько он казался мне дряхлым, еще застал государства. Генная инженерия тогда находилась в зачатке, старели люди быстрее. Это сейчас и в восемьдесят можно выглядеть на сорок, а дед мой уже в шестьдесят пять хуже меня теперешнего выглядел, - старик снова вздохнул, на этот раз тяжело.
– Сейчас про государство принято говорить только плохое, но дед отчего-то скучал по тем временам, часто вспоминал о них с ностальгией. Наверное, по той же причин, по которой я теперь вспоминаю о своем детстве. Если хочешь знать мое мнение, золотым временем был период становления анархо-капитализма. Земля стоила дешевле, чем сейчас, позволить ее приобрести мог любой предприниматель средней руки. Даже теперь наверняка где-то в Центральной России остались участки, на которых живут потомки неудачно вложивших деньги капиталистов. Такие крупные центры, как наш город, не играли тогда ключевой роли. Капитал, если хочешь, был децентрализован, мобилен, очень быстро перетекал. Да и службы безопасности подчинялись муниципалитету, а не частникам. Но главное - блюстителей еще не изобрели. Ты не представляешь, каково это - в середине жизни позволить забраться в голову черт знает кому и приглядывать за мной, словно бы я ребенок. Сам факт этого пугает. А какими стали люди после? Важные, деловые, все им можно, все по закону. Но одним-то законом не обойдешься, даже в самой формальной системе, которой, по сути, является система юридическая, должно оставаться место человечности, - дедушка вздохнул в третий раз.
– Ну да не буду надоедать своим старческим бурчанием. Не для того я тебе пригласил. Тебя Артемом зовут, правильно?
Курков кивнул.
– Внука моего так зовут, - старик остановился, повернулся к Артему, посмотрел прямо ему в глаза.
– Ты понимаешь, с кем связался? Догадываешься, чем занимаются люди, на которых ты теперь работаешь?
– Подозреваю, они наркоторговцы.
– Ты ведь в курсе, что с тобой будет, если попадешься?
Артем снова кивнул.
– Не веришь, что тебя поймают?
Артем пожал плечами. В ответ старик хмыкнул.
– Знавал я одного шустрого паренька, когда-то работал с ними. Быстро разбогател, а ума не набрался. Деньги вскружили ему головы, он связался с детишками богатеев, начал хулиганить. Разве не забавно - попался не на наркотиках, а на мелких кражах. На спор таскал продукты из магазина. Хорошо, не всплыли подробности его жизни, каким-то образом он сумел скрыть, что пускал себе кровь, поэтому выслали. А так тюрьма, почитай рабство. Иной раз получишь даже небольшой срок - живым не вернешься. Так затаскают на карьере, ногами шевелить не сможешь. Я вот всегда думаю, почему он делал это? Зачем воровал, когда в деньгах не нуждался?
– Клептомания, - предположил Артем.
– Какими все грамотными стали. Клептомания! Не думаю. Мне кажется, все глубже. Внутренняя потребность стать самостоятельным, пусть даже так. Желание освободиться от извечного контроля любой ценой. Разбил витрину, стащил мелочь, напал на прохожего - неважно в какой форме выражается протест, но по сути это детское, неосознанное желание заявить о себе, как о личности, свободном индивиде. Сейчас тебе сложно понять, ты еще недостаточно долго живешь без надзора. Я же прожил так большую часть жизни. Когда блюстителей стали внедрять, мне было около пятидесяти. Поначалу я хотел было переехать, но знающие люди отговорили. "Скоро так будет везде, - убеждали меня.
– Зачем частникам тратиться на патрульных и видеокамеры, когда в кровь достаточно впрыснуть пару миллилитров препарата и человек у тебя как на ладони". И ты знаешь, они меня убедили. Первые несколько дней я словно на иголках жил. Было такое ощущение, будто мне в голову засунули видеокамеру и снимали
– С женой не смог, от отчаяния к проститутке поехал - опять ничего не вышло. Я мучился и думал. И многое за это время в моей голове поменялось. Дед рассказывал, что за его жизнь технологии совершили безумный скачок. Он родился, когда о беспроводных телефонах никто не слышал, а дожил до сверхзвуковых поездов, автомобилей-вертолетов, фотонных ракет, колонизации планет земной группы. За его недолгую по нашим меркам жизнь люди трижды меняли свое представление о Вселенной и законах природы. А какие перемены увидел я, увидел ты? Генная инженерия совершенствовала свои методы, электростанции становились доходнее и экономичнее, развивались методы извлечения энергии из возобновляемых источников, расход ракетного топлива уменьшился, урожайность несколько возросла. Это все замечательно, но ведь в умах людей ничего не переменилось. Фундамент, на который опиралась наша наука, остался прежним, потрескавшимся и изношенным, но пока еще надежным. За прошедшее столетие безгосударственного периода мы не увидели ничего принципиально нового. А что в области общественной жизни? Нам обещали свободу, нам обещали честную конкуренцию, а в итоге? Налогов нет, это да, но подняться с самого низа без невероятного везения невозможно. Собственники земли в прибыльных районах не торопятся ее продавать, устанавливают свои законы на принадлежащей им территории, а мы обязаны с ними мириться. И на все готов ответ - не устраивают условия, на которых я предоставляю вам право пользоваться землей, уезжайте. Каково?
– Но они же правы, - Артем не разделял возмущения старика.
– Разве человек не может распорядиться принадлежащим ему имуществом так, как сочтет нужным? Я сомневаюсь, что вам понравится, если кто-то вдруг решит воспользоваться вашим пальто на условиях, которые сам и придумает.
– Тебе промыли мозги, потому ты не понимаешь главного. Земля не может быть чьей-то собственностью. Земля должна принадлежать народу!
– Земля принадлежала народу в государственный период, все это выливалось в бесконечные войны и убийства. Объясните мне, какое право государство имеет легально грабить собственников, вводя так называемые налоги? Объясните мне, какое право государство имеет указывать, по какой цене реализовывать товар. Объясните, зачем вообще нужно государство, на протяжении своего существования угнетавшее и давившее личность? Коллективизм, как форма организации, изжил себе. Общеизвестно, что историю творит индивид, опираясь на главный принцип - извлечение максимальной выгоды из сделки, - в свое время Артем был первым учеником и ярым антигосударственником, потому ему не составило труда протарабанить гневную тираду в защиту частной собственности.
Андрей Антонович, казалось, не слушал его, а думал о чем-то своем.
– Меня всегда, - сказал он,- поражала способность лоббистов убедить человека в своей правоте одними лишь словами, без привлечения каких бы то ни было доказательств собственной правоты. Поистине чудесно, когда многократно повторяя заученные слова человек начинает верить в них. Сколько раз за свою жизнь мне приходилось в начале каждого пространного и, прямо скажем, сомнительного рассуждения, слышать обязательные присказки "многочисленные исследования показали", "всем известно", "всегда, когда вы делаете так, а не иначе". Зачастую фраза голословна, но силы своей не теряет. А даже если подкреплена какими-то исследованиями авторитетов, все равно ничего не доказывает, поскольку авторитеты толком не понимали, что исследуют. Любое вранье можно выдать за правду, если говорить убедительно, повторяя как мантру слово "общепризнанно", любое исследование модно возвести в ранг авторитетных, если рассказывать о нем на каждом шагу - все равно никто толком разбираться не станет.
– Вы заблуждаетесь, - возразил Артем.
– Доказательств созидательной силы индивида, и разрушительной силы, которую собой представляет общество, море. Вспомните имена великих ученых, изобретателей, художников, поэтому, предпринимателей. В одиночку они творили то, что не под силу большинству. Посредственности, окружавшие их, неспособны были понять гениальности ближних, чинили им всяческие преграды. Общество стремится к стандартизации, вгоняет гения в рамки бюргера, калечит личность. Общество порождает войны и голод. Капиталисты, проявляя невиданную щедрость и человеколюбие, организовывали и продолжают организовывать благотворительные фонды, за что общество проклинает их и ненавидит. Не правда ли, достойная плата за добро? Знаете, почему так происходит? Из зависти, вечно движущей атомом общества - мелким посредственным человечишкой, не способным признаться себе в том, что он уступает индивиду, слабаком, предпочитающим прятаться за коллектив, ничтожеством, в глубине души желающим стать капиталистом. Только в отличие от индивидов-филантропов, представитель общества, разбогатей он каким-то чудом, не стал бы делиться своими средствами, а, подобно крысе, зарылся в норе и прятал бы деньги ото всех. Я жил на выселках и видел, во что превращает общество людей. Там все бранят капиталистов, ненавидят собственников, проклинают владельца нашей земли, который, по большему счету, имеет право разогнать их всех. Поверьте, на место каждого из этих общественников-революционеров найдется тысячи тех, кто оценит даже такое жилье, как выселки. Есть места куда хуже.
– Великолепно!
– сказал Андрей Антонович.
– Расскажи еще что-нибудь.
– А этого вам мало? Системой пособий и социальных выплат государство пыталось поддерживать слабейших, на деле принося им вред и усиливая напряженность в обществе, мешая людям развиваться и становиться лучше. Сама дикая природа кричит нам об абсурдности вмешательства в процесс эволюции общества. Общеизвестен закон жизни - выживает сильнейший, приспособленный, готовый к борьбе. Внутривидовая борьба - самый жестокий из видов борьбы. В первую очередь люди борются за существование друг с другом, но из-за слабости подавляющего большинства индивидов, они вынуждены прятаться за коллективом. И тогда борьба переходит на новый уровень - сильный и свободный индивид против уродливого, тоталитарного общества. Сама логика исторического развития доказала, что индивид превосходит общество. Мы одиночки, которые должны жить исходя из законов природы, а не идеализируя действительность.