Волшебница Вихря
Шрифт:
— Ты как будто не рада, — сказал мужчина. — Что, мешаю тебе?
— Берег мне не принадлежит, и ты можешь ходить, где угодно. Я просто немного устала.
— Проблема в твоём «избраннике», да? — сощурился мужчина. — Что-то больно долго ты не решаешься ему в любви признаться!
Я вспыхнула.
— Это не так просто!
— Брось, Веда, любой был бы рад принять твои чувства! Неужели сама не понимаешь, как хороша?
Ну вот, приехали…
— Спасибо тебе, но я не считаю себя красавицей. Да и не в этом дело. Ты же понимаешь, что не всегда любовь приходится кстати? Наверное, мужчинам проще признаться.
Он досадливо пожал плечами.
— Решай, конечно, сколько хочешь. Никто тебя во времени не ограничивает. Только смотри, Веда.
— Что смотреть? — не поняла я.
— Будь осторожна. Мы здесь не любим лжецов.
Я остановилась. Руки чесались ответить ему грубо, по-мужски. Кулаком в нос, например. Не знаю, почему я вдруг стала такой кровожадной.
— Я никому не лгала! Каждый имеет право на тайны, что не навредят другим!
— Только если ты со своими секретами не стремишься изменить Вихреградье.
У меня упала челюсть.
— Ты сошёл с ума?
— Здесь не любят ведьм.
Он точно был безумен.
— Я не ведьма! С чего ты взял, что у меня есть хоть какое-то колдовство?!
— Спеси много. Трудиться не любишь. Всё погулять или посидеть в теньке, за всеми наблюдая. Я видел, какты смотришь, Веда.
— Как? Ты вот тоже сейчас на меня пялишься пристально и зло, я же тебя колдуном не считаю!.. — Я сжала зубы и поглядела ему прямо в глаза: — А ремесло вышивальщицы — нелегкий труд. Ты сам-то пробовал хоть раз? Я вот и с мечом умею обращаться, пусть и как плохой ученик, но всё же! И могу сказать тебе, Шимель, что оба этих занятия требуют сноровки и терпения!
— Не строй из себя жертву, Веда, — склонился ко мне мужчина. — И знай, что я за тобой присматриваю. Вздумаешь что-то учудить — пожалеешь!
Я ударила его, но не по лицу, а в плечо.
— Не приближайся ко мне, ты!.. Думаешь, можешь меня напугать? Нападаешь на девушку под предлогом защиты крепости, даже толком не разобравшись, виновна ли она, и считаешь себя этаким благородным драконоборцем? Ты жалок, Шимель. Я думала, ты добрый! Хочешь знать, действительно ли полюбила кого-то? Да! Но это моя справедливая тайна, и только моё решение не открывать её до поры… Или никогда не раскрыть. А решать, есть ли у меня право быть здесь и заниматься подходящим мне ремеслом, будет только Влас Вихрь. Он меня принял, он меня, если будет нужно, и прогонит. Прощай. Надеюсь, больше ты ко мне никогда не подойдёшь.
Слава богу, он не стал меня преследовать. Хватило ума понять, что не стоит сомневаться в решении вожака. Или ему просто неохота было связывать с вопящей и хлюпающей носом девчонкой.
Я не пошла к озёрам. Было уже не до купания. У берега, под откосом, имелось укромное место. Я направилась туда, с трудом сдерживая слёзы и стараясь шагать ровно и спокойно, но уж скрывшись от посторонних глаз за камнями, заплакала в голос.
Всё-таки что я сделала не так? Почему мешала мужчинам? Я в жизни никого не обидела, и никому не дарила ложных надежд! А что глядела на людей с внимательным интересом — разве это преступление? Или Шимель так напал на меня, потому что знал о проклятии Власа? Может, он считал,
Мне стало так одиноко и холодно, что хоть вой! Однажды я видела, как деревенские для ритуала очищения притащили к дому старейшины молодого волка. В его глазах была такая отчаянная боль, такая бешеная прощальная ярость, что хотелось самой стать зверем, и кинуться на людей, отстаивая своё право на жизнь. Порой мне даже снилось, что я действительно стала волчицей, вот только не спасающей, а пленённой вместе с вожаком. В этих кошмарах мы погибали вместе, и было неоткуда ждать помощи.
Никто не встрепенётся. Никому не было дела до меня. И я не обижалась на Элика, наоборот, была рада, что он не ведает моих страданий. Нечего разбавлять мёд его счастья ядом моей печали.
— От кого спряталась?
Я вскинула заплаканное лицо: Влас! Неужели по звуку нашёл?
— Я просто здесь сижу, — глупо ответила я, пытаясь утереться рукавом.
— Ты просто здесь плачешь. Кто обидел?
Я молчала. Слёзы катились по щекам беззвучно, капали с подбородка, и мужчина опустился рядом на песок.
— Расскажи мне, Веда.
— Ничего не случилось, — прошептала я. — Никто ни в чём не виноват.
— Уверен, ты бы не стала плакать без причины, а я готов тебя выслушать.
У меня дрожали губы. Не буду рассказывать. Если начну про Шимеля — придётся и про тайну, а упомяну о своей невыдуманной любви — он снова рассердится.
Влас вздохнул и вдруг взял меня за плечо, притягивая к себе. И было в этом прикосновении столько чарующей, бережной силы, что я долго не раздумывала — залезла к нему на колени, обхватила руками за шею, пряча лицо на широком плече, и заревела.
Влас не оттолкнул меня, наоборот, прижал к себе крепче, погладил по спине. Руки его были такими горячими и ласковыми, что я почувствовала себя маленьким котёнком, которого кто-то злой пнул, а добрый взялся утешать. Сердце моё разрывалось — то ли от боли, то ли от счастья. Мужчина ничего не говорил мне, его объятие было куда лучше слов утешения. Я почувствовала, как пальцы его коснулись моего затылка, сжали косу, скользнули по гладкому плетению. Второй рукой он обхватил меня за пояс, и мужская ладонь казалась необъятной.
Мы долго так сидели: я плакала, он слушал. Было в нашей близости особое очищение, которого не добиться мылом и тряпками. Я чувствовала, что Влас нуждается во мне не меньше, чем я в нём. Была ли у него когда-нибудь женщина, которую можно, усадив к себе на колени, обнять и утешить? И была ли та, которая готова ради него отправиться в саму чёрную смерть? Тогда-то я и решила, что, погибни Влас, и мне незачем оставаться под солнцем. И неважно, что мы никогда не станем мужем и женой по закону Вихрей.
— Ну вот, — проворчал мужчина, тихо поглаживая меня по спине. — Хоть немного успокоилась, маленькая. Пойдём домой?
Я всхлипнула.
— Прости, что я к тебе без спросу полезла.
— Я обнял тебя первый, — усмехнулся Влас. — Давай-ка, поднимайся. Скоро дождь начнётся.
— Ты всегда знаешь, что пошлёт нам небо?
— Почти всегда.
Я слезла с его колен, и Влас поднял меня, взяв под локти. Каким он всё-таки был высоким! Я выдавила улыбку:
— Спасибо тебе. Обычно я плачу в одиночестве, но рядом с тобой, оказывается, легче.