Волшебный пояс Жанны д’Арк
Шрифт:
Например, на Кирилле.
Травил месяц или два. А может, и три, привыкнув к тому, что новенький терпит, не спешит ни плакать, ни жаловаться. Кирилл не помнил, что именно спровоцировало Владика в тот раз и почему он, обычно терпевший пинки его молчаливо, равнодушно даже, вдруг вышел из себя. Он помнил только черную пелену ярости.
И очнулся уже, сидя верхом на Владике, вцепившись в толстую его шею.
Кирилл видел и искаженное страхом лицо.
И кровь, которая растекалась по щеке, падая капля за каплей. Нос кровил у него, у Кирилла. Разбили. И бровь. И руки. И синяков на
Замять происшествие не удалось, точнее, кто-то там, в детском доме, устал от Кирилловой нелюдимости. И его перевели.
Потом перевели снова.
И снова.
И Кирилл привык быть «на новенького».
Таиться. Ждать. Выискивать самый безопасный угол. Оценивать врагов… Друзей не было. Друзья остались в той его, прошлой жизни, которую сломала авария. Та жизнь чем дальше, тем более нереальной казалась.
– Сейчас я понимаю, что медленно сходил с ума. – Кирилл подбрасывал на ладони плоский камушек. Жанна не поняла, откуда тот взялся, но, завороженная, следила.
Вверх.
И, кувыркнувшись, на ладонь.
– Все закончилось бы печально. Скорее всего, еще пара месяцев, и меня начали бы пичкать успокоительными, а то и вовсе от греха подальше в дурку спровадили…
Он говорил об этом спокойно, и от его спокойствия становилось не по себе.
– Но появилась Алиция Виссарионовна…
В последнем приюте гости были явлением редким. Здесь собрались те, кто почти дошел до грани, и Кирилл был не самым отчаянным из них.
Где-то там, за кованой оградой, оставшейся со стародавних времен, когда здесь был не приют, а купеческий особняк, остались неисполненные желания и забытые мечты. К примеру, о том, что однажды появится кто-то, кто захочет взять тебя в семью. Но эти теоретические приемные родители были своего рода мифом, сказочными персонажами, а потому никто поначалу не принял Алицию Виссарионовну всерьез.
Кирилл увидел ее первым.
Наверное, уже тогда это было знаком судьбы, но к знакам он относился с немалым подозрением. Его заинтересовал автомобиль. Приземистый какой-то, но вместе с тем невероятно роскошный, он медленно полз по аллее, чтобы остановиться у центрального входа.
Из авто вышел шофер в черном костюме и, открыв дверь, любезно подал руку даме.
Она была невысокой, сухощавой и какой-то слишком уж чужой, притом что Кирилл не мог бы точно сказать, что именно ему показалось чужим.
Шляпка с вуалью?
Белая тросточка, на которую дама опиралась?
Или костюм ее, очень простой и в то же время красивый? Он понравился Кириллу куда больше роскошного платья директора, которое та надевала на новогодние праздники. Впрочем, встречать даму она вышла в обычном своем бордовом костюме, делавшем ее и старше, и грузней. И рядом с элегантной гостьей директор показалась Кириллу старухой.
– Этот наряд вам не идет, – сказала та, поравнявшись с Матильдой Евгеньевной. – И уж простите за откровенность, милочка,
– Ах, если бы было на то время.
Директор улыбалась.
Она всегда улыбалась гостям, будь то потенциальные родители, внеочередная комиссия или проверка из санэпидстанции. И сейчас полное лицо ее исказила гримаса дружелюбия, которая, впрочем, даму в шляпке не обманула.
– Не думаю, что вы настолько здесь заняты.
Развивать тему директор не стала, но кивнула коротко и, открыв перед дамой дверь, сказала:
– Алиция Виссарионовна, прошу вас…
Тогда-то Кирилл осознал, что гостья эта – совсем непростая, если уж Матильда Евгеньевна самолично водит ее по приюту, показывая все, начиная с кухни и заканчивая чердаком, на котором оборудовали домашний театр.
Кирилл шел следом.
Он уже научился держаться в отдалении и делать вид, будто взрослые проблемы нисколько ему не интересны, при желании он умел становиться вовсе невидимым. Да и в тот день Матильде было явно не до него.
Она жаловалась.
Вдохновенно, со знанием дела, умудряясь не терять собственного достоинства. Дама внимала стенаниям Матильды со сдержанным вниманием.
– Я вам помогу, – сказала она, оказавшись в спортивном зале, который не ремонтировали уже лет десять. В зале сквозило особенно сильно, и старые гардины шевелились от сквозняков. – А вы поможете мне.
– Конечно.
– Я хочу взять воспитанника. Нужен мальчик, не старше двенадцати, но не моложе девяти. – Дама ступала медленно, и трость ее касалась пола со звонким резким звуком. – Из приличной семьи. Мне не нужны особи с порченой генетикой.
Матильда Евгеньевна слушала, склонившись к гостье. Она семенила за ней, мелко кивая, и вид имела весьма жалкий.
– Он должен быть неглупым, способным к обучению… желательно дисциплинированным, но при том инициативным…
Дама в шляпке все говорила и говорила, но Кирилл не слышал слов, он, точно зачарованный, разглядывал ее лицо – немолодой женщины, которая не стремилась спрятать прожитые годы.
Лицо было красивым и вместе с тем внушающим отвращение.
Хищным.
– Вы дадите мне личные дела. А дальше…
Кирилл ушел.
Он точно знал, что его не выберут.
Слух о том, что богатая дамочка ищет воспитанника, лесным пожаром разнесся по приюту. Затихли все в предчувствии чуда. И это затишье пугало Кирилла.
Ждали.
Воспитательницы, шептавшиеся, что неспроста дамочка заявилась именно сюда, что три приюта уже облагодетельствовала и в каждом кого-то да брала, чтобы спустя полгода вернуть…
– Стерва она, – сказала Галочка, которая в приюте была недавно и еще не успела задеревенеть душой. Воспитанникам Галочка искренне сочувствовала, чем те беззастенчиво пользовались.
– Зато богатая. – Трижды разведенная Маринка была настроена куда более прагматично. – У нее одна шляпка стоит больше, чем ты за год зарабатываешь…
– И что? Не в деньгах счастье!
– Дура. – Маринка была незлой, но строгой и с воспитанниками управлялась с легкостью. – Не в деньгах счастье, а без денег несчастье. Вот когда их хватает, тогда и о другом подумать можно…