Волшебный пояс Жанны д’Арк
Шрифт:
Признаться? Нет. Тогда ему прямой путь на костер… а так есть шанс, крохотный, но все же… инквизитор фанатик и, если убедить его в своей невиновности… убийство – не для суда церковного… передадут королю, а тот хоть и не благоволит более к Жилю, но не позволит казнить героя…
– Я не занимался колдовством, – медленно произнес Жиль. – И не продавал свою душу.
Он обвел судей мутным взглядом.
– Пусть меня сожгут живым, если кто-то
На его слова толпа отозвалась воем.
Им хотелось крови.
– Вы упорствуете, – произнес епископ сквозь стиснутые зубы.
– Да, – Жиль сумел заглянуть ему в глаза.
Что он ожидал увидеть?
Не пустоту… не эту бессмысленную пустоту лени. Ему ведь скучно… ненависть была бы честней… а ему просто скучно.
– Обвиняемый упорствует, – медленно повторил епископ. – Вызывайте свидетеля…
Кто еще?
Они допросили всех… и подкупили ту женщину, которую Жиль впервые увидел в зале суда, а женщина эта клялась на Библии, будто поставляла ему детей… и так подробно рассказывала о каждом, так громко каялась в грехах…
Что они ей пообещали?
И тому, кто…
Жиль замер. Этого свидетеля он знал. Медленно и важно, окруженный стражей, словно знатный господин, по залу суда шествовал Прелати…
Жиль закрыл глаза: вот, значит, кто…
Франческо Прелати говорил громко, и каждый человек в зале слышал его. И люди были заворожены рассказом этого итальянца… а он… он безо всякого стеснения повествовал и об опытах на мертвецах, которые проводил по приказу Жиля, и про демона, про волшбу, колдовство… золото… про то, что на золото Жиль покупал детей…
Он был так убедителен, лжец и обманщик.
Так…
– Думаю, – епископ заговорил, когда проклятый монах в лживом своем раскаянии опустился на колени и испросил прощения, – вина обвиняемого доказана в полной мере.
– Лжец… – Жиль произнес это шепотом, но был услышан.
– Однако же он, дьяволопоклонник, продолжает упорствовать и скрывать иные грехи, быть может, куда более тяжкие, а потому…
…Пытка.
…Снова пытка.
…Выяснения истины ради.
Он слушал речь епископа, который говорил о дьяволопоклонниках и еретиках, о том, что иные, и будучи загнаны в угол неопровержимыми доказательствами их
…Каленым железом. Огнем и водой.
…Они снимали с этой души слой за слоем. И Жиль захлебывался криком. Ему позволяли отдохнуть, затянуть раны, но лишь затем, чтобы вновь приняться за измученное тело.
– Раскайся, – шептал епископ, который лично следил за допросом. – Раскайся во всем, и Господь смилуется над тобой.
Он и вправду верил, что говорит от Его имени?
Верил.
И благословлял на новую боль… и Жиль держался. Он ведь к боли привычен… он ведь был ранен, и не единожды, но… там – иное, а здесь… здесь боли было слишком много.
Он не струсил.
Он просто хотел, чтобы все закончилось. И сказал то, что от него желали услышать.
Не поверили.
– Ты что-то скрываешь…
Так ему говорили.
А он… он не знал, чего еще им надо.
Что скрывает?
– Расскажи, – требовал епископ.
– О чем?
– О Жанне… до нас дошли слухи, что ты знаешь, откуда она взялась на самом деле…
И Жиль рассмеялся: вот в чем, оказывается, дело. Им нужны были не только его тело, душа и золото, но еще и правда.
Зачем?
Затем ли, что Жанну не забыли? И люди называют ее святой… молятся… таким вот, как епископ, это не по душе… святость не для простонародья…
– Я ничего не знаю, – сказал Жиль.
И боли стало больше. Ее было так много, что в одночасье она вдруг заполнила его тело и разума лишила, и когда он сорвал голос, то услышал голоса ангелов.
И рассмеялся.
Наверное, тогда они и решили, что он окончательно обезумел. Пускай. Жиль ведь еще тогда желал услышать, как поют ангелы…
– …он бесполезен.
…А пояс остался у Катрин. Жиль надеялся, что его жену не тронут…
Ангелы пели все громче, избавляя Жиля от забот и терзаний. Они пели о том, что земное следует земле оставить, а на небесах его, Жиля, заждались.
– Я ведь грешен, – возражал он ангелам.
Но те отвечали, что нет вовсе безгрешных.
– Я не верил…