Волшебный пояс Жанны д’Арк
Шрифт:
– Мне теперь всегда плохо. – Она пожевала губу. – Недели две. Так говорят…
– Они так говорят последние полгода. Вы продержитесь и дольше.
– Тебя это огорчает?
Кирилл выдержал взгляд. И усмехнулся:
– Скорее, меня это радует. Я… не желаю вам смерти.
Алиция Виссарионовна величественно кивнула и, повернувшись к Жанне, велела:
– Иди… прогуляйся.
Жанна вышла.
Она осторожно прикрыла дверь и постояла в коридоре, раздумывая, куда бы направиться… В свою бывшую комнату? В сад?
Или
Мелькнула трусливая мысль, что неплохо бы узнать, о чем пойдет речь там, за запертыми дверями, но Жанна от нее отмахнулась. Не ее дело.
Этим двоим многое нужно обсудить. И даст бог, разговор обоим пойдет на пользу.
Она спустилась и вышла в сад.
– Воздух хороший, – раздался сзади голос. – Здесь удивительно свежий воздух…
Эту женщину Жанна в первый миг не узнала, до того она переменилась. Там, в ванной, Людочка была… некрасива.
А сейчас – почти очаровательна. Ей к лицу темное платье с длинными рукавами и закрытым воротом. Волосы гладко зачесаны.
– Насколько знаю, благодарить за свое спасение следует вас. – Людмила произнесла это светским тоном, и Жанна вдруг поняла, что благодарности она не испытывает.
– Вы его любили.
– Почему любила? Я и сейчас люблю.
– Он собирался вас убить.
Женщина печально улыбнулась:
– Это была ошибка. Он просто не сумел мне поверить. – Людмила указала на аллею: – Пройдемся? Если, конечно, вы снизойдете до прогулки со мной. Знаете, только оказавшись здесь, я окончательно поняла, что пришлось пройти Николаю… И полюбила его еще сильней. Если это возможно.
Безумна? Нет, женщина казалась нормальной.
– Решайтесь. – Людмила ждала. – Вам ведь интересно узнать, как все… получилось. Вам, не сомневаюсь, расскажут что-то, но будет ли это правдой?
И Жанна решилась. В конце концов, прогулка – это лишь прогулка, да и сейчас убийство Жанны потеряло всякий смысл.
– Почему…
– Откровенность? – Людочка робко улыбнулась. – Наверное, потому, что я устала от молчания. В этом доме сложно… никто не желает тебя слышать. Даже если кричать во весь голос, то все равно… Раньше мне казалось, что деньги избавляют от проблем. Что, если бы я была богата, то…
…О богатстве Людочка мечтала с тех самых пор, как осознала, что она бедна. И не только она, но вся ее семья. Отец, который только и твердил что о Боге и смирении, в этом смирении отдавая две трети зарплаты на нужды церкви Возрождения Слова Божия.
Мать, не работавшая, но постоянно рожающая, потому как Господь велел женщине…
Сестры и братья по вере.
Но не другие люди.
Быть может, вырасти Людочка в общине, которую мечтали основать последователи отца Епифания, она иначе воспринимала бы и веру, и собственных родителей. Но, на ее счастье или же несчастье, она росла в миру. И ходила в школу.
Одноклассницы над Людочкой смеялись. Одноклассники брезговали. И те и другие
Однажды, не иначе как чудом, попав в гости к Мариночке, Людочка онемела от восторга: у родителей Марины был собственный дом, обставленный, как показалось Людочке, с невиданной роскошью.
Тогда-то она и придумала, что однажды станет богатой. Конечно, поначалу Людочка не знала о том, как именно получит деньги.
Заработает.
Ведь получилось же у родителей Мариночки? И у Людочки выйдет.
Она стала лучше учиться, понимая, что это – ее единственный шанс… А потом случилось почти чудо: с соседкой, которая пришла на помощь и помогла не только избежать ненужного замужества, но и в училище устроила.
Для начала.
Людочка планировала со временем и университет осилить. Но позже, потому как самостоятельная жизнь оказалась на удивление затратной, а зарплата медсестры – крохотной. О нет, Людочка старалась. Работала на совесть. И ее любили, что пациенты, что начальство. Время от времени случались подработки, за которые она бралась охотно. И потому, когда встал вопрос о том, что некоему весьма обеспеченному пациенту требуется сиделка, заведующая тотчас вспомнила о Людочке.
Деньги за работу обещали небывалые.
– У парня депрессии, – сказала заведующая. – Он может или запить, или покончить с собой. Твое дело – присматривать и докладывать, если состояние его начнет меняться.
И Людочка согласилась, не раздумывая.
В новой ее работе не было ничего сложного. Быть рядом. Наблюдать. Следить, чтобы Игорь вовремя принимал таблетки. Готовить.
Убирать.
И когда ему становилось хуже, звонить по номеру, который Людочке дали. После звонка появлялся Кирилл, который оставлял Людочке конверт с премией, а Игорька забирал в гости.
Это так называлось.
– Я ненавижу их, – как-то признался Игорек.
Это признание случилось не в первый месяц Людочкиного с ним бытия, и даже не во второй. Поначалу Игорек ей не доверял, сторонился, отмалчивался. Да и сама Людочка в душу не лезла, предпочитая держать дистанцию.
Людмила Никифоровна ошибалась, предполагая, что Людочка может влюбиться в своего подопечного, она не настолько глупа и понимала, что Игорек при всей его кажущейся нормальности все-таки совершенно безумен.
Но она привязалась к Игорьку, постепенно привык и он к ней, полагая кем-то вроде кузины. Та была, но появлялась редко, приносила конфеты и апельсины, забывая, что на апельсины у Игорька аллергия. Валентина исполняла родственный долг, и к визитам ее Игорек относился равнодушно.
– Остальные еще хуже, – признался он, вздыхая. – Ты себе не представляешь, какой там гадюшник.
– Расскажи.
Людочка в принципе не отличалась любопытством, но сейчас не утерпела.
Ей было интересно.