Вопреки терзаниям
Шрифт:
Отчим Алмаза встретил нас у двери с широкой улыбкой, провел в квартиру, не переставая расспрашивать меня о делах и о бизнесе в целом. Насколько я знаю, он бросил пить еще в то время, только изредка принимал на грудь, но на хорошую работу устроиться так и не мог. Прыгал с одной должности на другую, но не терял надежды. Хотя за несколько месяцев все могло кардинально поменяться.
Я старался говорить с добродушной улыбкой, при этом чувствовал себя чужаком в этой квартире. Мне приходилось бывать здесь с Алмазом, и, как правило, надолго мы не задерживались. Так странно и в некоторой
Алмаз попросил меня пройти в его комнату, чтобы поговорить с отчимом наедине. Я понял, что речь пойдет о наследстве его отца, поэтому покорно подчинился. К тому же появился весомый повод перевести дух, ведь мужчина настоял на совместном ужине. Он хотел продемонстрировать нам свои кулинарные способности, и я, слишком хорошо воспитанный, просто не решился отказать. Это было бы грубо и крайне неуважительно.
Да и Алмаз просиял, когда я поспешил принять приглашение. От его нежной улыбки тело пронзила приятная дрожь. Я и забыл, каким воодушевленным он был раньше, как получал удовольствие от жизни, несмотря ни на что. На долю этого парня выпало слишком много несчастья, а я не смог уберечь его от самой страшной трагедии, навсегда изменившей нас обоих.
В комнате Алмаза все лежало на своих местах, ни мусора, ни пылинки, книги на полках, как и прежде, выстроены в один ряд по высоте корешка, кровать накрыта светло-бежевым покрывалом. Не хотелось вторгаться в его пространство, но мне показалось, что одним своим присутствием я уже нарушал атмосферу идиллии.
Неспешно прогуливался по комнате, оглядывая каждый ее уголок. Выглянул в окно, оглядел открывшийся взору вид на высокое серое здание напротив, которое не раз мелькало на снимках Алмаза с того же ракурса. Так непривычно смотреть с высоты второго этажа, а раньше и пятнадцатый казался не таким высоким.
Я прошелся вдоль письменного стола, почти невесомо провел пальцами по корешкам книг: в основном классические произведения, несколько зарубежных детективов. А вот и моя любимая, какую Алмаз советовал прочесть, еще когда мы только начинали доверять друг другу свои самые сокровенные мысли.
Ниже на полке стопкой лежали альбомы с фотографиями, а рядом еще одна стопка: альбомы с рисунками. Помню, я как-то просматривал рисунки Алмаза и подметил у него явный талант. Но он не раз упоминал, как сильно ему наскучило рисование еще на первых курсах, потому и забросил это занятие. Зря.
Я вытянул один из альбомов с фотографиями, смутно припоминая, когда видел его прежде. Детские фотографии маленького светловолосого паренька и сейчас вызывали вздох умиления. Он в младенчестве был таким ангелочком, милым и невинным мальчиком. А глазки-то какие прелестные. Я готов был смотреть на снимки вечность.
Нехотя положил альбом поверх стопки и вытянул тот, который часто видел в домике, когда мы только решили съехаться и перевезли часть личных вещей Алмаза. Здесь он хранил все снимки, какие распечатывал на досуге, будь то пейзажи или здания, а иногда и фотографии памятных мест.
Ну что ж, заглянем одним глазком.
Я осторожно опустился
Помнится, сидя на диване в обнимку со своим парнем, я с наслаждением слушал воодушевляющие истории, которые хранились на тех или иных фото. Положив голову мне на плечо, Алмаз медленно перелистывал страницы альбома и с нежностью касался пальцами шуршащей бумаги.
Воспоминания словно вихрь ворвались в мое сознание, заставив сжать челюсти до скрипа. По мере того как я листал альбом дальше, настроение только ухудшалось. Если предыдущие снимки были сделаны еще до нашего знакомства, а значит, не могли причинить мне боль, то последующие...все это сохранилось и в моей памяти тоже.
Сюда же относились и фотографии с отдыха в Геленджике, с турнира в моем клубе, вид с моста на простирающийся впереди лес, окружающий наш домик. В своем аккаунте Алмаз удалил их или скрыл, но никогда бы не стал выбрасывать уже распечатанные снимки.
Когда я перевернул последнюю страницу, следом за которой обнаружил пустые листы, с досадой захлопнул альбом. Но сделал это слишком резко, отчего вложенные между страницами фотографии точно в замедленной съемке упали к моим ногам. Наверное, Алмаз попросту забыл об их существовании.
Я нагнулся, осторожно цепляя за уголок каждый из шести снимков и переворачивая лицевой стороной. Меня словно ударили под дых, я едва не отшвырнул их подальше чисто инстинктивно.
Черт возьми, это же тот день ... Наша поездка на Финский залив, ночевка в палатках, провокация Андреа, их беседа на моих глазах, когда только благодаря Сереге мне удалось сдержаться. Я с шумом втянул в себя воздух, ощутив легкое головокружение. Воспоминания невидимой тяжестью продолжали давить на грудь.
Я отложил три снимка, на которых был запечатлен сам Финский залив и лишь неясные очертания фигур среди деревьев, и взялся за просмотр оставшихся трех. На одной фотографии мы с Серегой, в руках которого была банка пива, смеялись наверняка над очередной глупостью, сейчас уже и не вспомнить, а в шаге от нас Гриша и Саша, как и обычно, выясняли отношения. Хотя я и выглядел довольно счастливым на снимке, на деле же меня снедали сомнения, правильно ли я поступил, отпустив Алмаза одного на поиски красивого ракурса для своего портфолио.
Дыхание на миг перехватило, словно бы я неосознанно переместился в прошлое, но лишь в качестве наблюдателя, не имея возможности ничего исправить, поступить иначе, не позволить ему пойти следом за Алмазом...
На следующей фотографии был запечатлен я один. Озабоченно нахмуренные брови, в глазах усталость со смесью облегчения от того, что отдых подошел наконец к концу, а уголок рта искривлен в какой-то нервной улыбке, скорее даже оскале. Не думал, что со стороны моя поза выглядела такой напряженной. Будто каждый миг я готовился броситься в атаку.