Вопрос цены
Шрифт:
— Да, — кивнул генеральный, сосредоточенно глядя в телефон.
— Возьми мою машину, — Володя наклонился ближе ко мне. — Водитель увезет куда скажешь…
— Горинов, — рык Королева заставил безопасника отступить от меня на шаг. — Совсем берега перепутал? Мы едем на твоей машине, Оливия, возьмешь мою.
Серьезно?
Я закрыла рот рукой.
Они что, на полном серьезе сейчас будут выяснять, чей водитель меня повезет?
— Как скажешь, — Володя выглядел как довольный кот, поднимая руки. — Твой так твой. Ты здесь босс.
Без лишних слов Королев направился к выходу. Горинов,
Паноптикум, не иначе!
6
В субботу погода решила немного успокоиться, и единственным неудобством оказался мелкий, моросящий дождик. Как и планировала, я вызвала машину к 11 часам утра. Поездка в Центр помощи вызывала во мне лёгкое беспокойство — я не привыкла посещать такого рода места.
Проблема домашнего насилия всегда существовала, как тёмная тень в обществе, порой приводящая к ужасающим трагедиям. Однако официально эта тема словно бы не существовала в повестке — государство и общество предпочитали закрывать на неё глаза, прикрываясь странными «ценностями» и не желанием «выносить сор из избы». А выносили потом тела — в морг.
Тем страннее казалась мне инициатива супруги сенатора. Политики редко связывались с такими сложными и резонансными вопросами, которые могли испортить их имидж или заставить людей задавать неудобные вопросы. После того как закон о домашнем насилии был отклонён, подобные проекты выглядели как минимум провокационными, а для некоторых — едва ли не протестом.
И всё-таки госпожа Павлова пошла на этот шаг. Она не просто тихо пожертвовала средства на ремонт Центра, она сделала эту тему ключевой на своём ежегодном благотворительном вечере. Это был почти вызов системе.
Облачившись в самые простые джинсы и свободный свитер, забрав свои рыжие волосы в небрежный пучок и закутавшись в обычный пуховик, я вышла из подъезда. Едва ступив на тротуар, громко выругалась: вместо простой «Тойоты», которую обычно выделяли для работников компании, меня ожидал черный внедорожник — тот самый, что вчера увёз меня домой.
— Это ещё что такое? — недовольно осведомилась я у Николая, водителя шефа, открывая дверь.
— Олег Анатольевич приказал, — невозмутимо пожал плечами Николай, не придавая этому значения.
Инициативы Королёва начинали всерьёз меня раздражать.
— Коля, — я досчитала до десяти, — мы можем заехать в гараж и взять что-нибудь… не такое заметное?
Он посмотрел на меня так, словно я только что предложила ему прокатиться на метле.
— Коль, — я была сама терпение, — Олег Анатольевич сказал тебе, куда мы едем? Нет? Тогда поясняю: мы едем в Центр помощи женщинам, пострадавшим от домашнего насилия. К женщинам, которые сбежали из дома, многие — в том, в чем были, прихватив с собой только детей и, возможно, документы. Без денег, без надежды, без будущего.
Я сделала паузу, чтобы Николай осознал мою точку зрения.
— А ещё, — продолжила я, — что-то мне подсказывает, что там могут быть женщины, чьи мужья — не самые бедные люди в мире! И я не хочу лишний раз подвергать их или сотрудников Центра стрессу, ты понимаешь?
Николай замер, видимо, осознавая, что ситуация действительно деликатная. Внедорожник, внушающий страх своим внезапным появлением, мог бы создать неправильное впечатление.
—
Я вздохнула с облегчением, когда он завёл мотор и мы тронулись с места.
Всё это время мысли о предстоящей поездке не отпускали меня. Как, собственно, и мысли о поведении Олега — я впервые мысленно назвала его по имени — в последние два дня. Мне не нравилось его внимание. Я видела его внутреннюю тьму — и она пугала меня. За его холодностью и жёсткостью скрывалось нечто, что я ещё не могла полностью понять, но это «нечто» внушало опасение. И я не была готова впустить в наши отношения хоть что-то личное. Один раз я уже допустила подобную ошибку, смешав рабочие и личные отношения, вставать на эти грабли второй раз не хотелось совсем.
Как странно, впервые мысли о Марке не вызвали щемящей тоски и внутренней боли. Они стали какими-то далекими, нереальными. Я думала, что любила Марка, думала, что он любил меня, не смотря на обстоятельства. Я ошиблась. Прав был Перумов, когда сказал, что наши отношения были всего лишь интрижкой, ничего не значащим приключением на работе. Что мы могли дать друг другу? Дочь Перумова принесла Марку положение в компании, финансовую стабильность и перспективы, до которых без нее Марк бы рос долгие годы. А я? Я давала лишь эмоции. Те самые эмоции, которые могла бы дать ему любая другая женщина. Теперь, с расстояния времени, я понимала, что наши отношения были изначально обречены. Мы строили что-то на зыбком фундаменте, не имея в основе ни честности, ни реальной привязанности. И пусть в какой-то момент мне казалось, что это настоящая любовь, сейчас всё выглядело по-другому. Это была спасительная иллюзия, в которую я слишком сильно верила.
Это все не означало, что я перестала испытывать обиду, горечь, разочарование и даже злость. Нет. Но теперь к этим чувствам примешивалась и доля жалости. Даже к жене Марка. Глупая, избалованная, эгоистичная девочка, которой с детства подавали все на тарелочке. Девочка-принцесса, которая никогда ничего не значила сама по себе. В ней всегда видели и будут видеть лишь продолжение ее отца — могущественного, жестокого, расчетливого и холодного мужчины, добивающегося всего любой ценой.
Она была для него не больше чем инструмент, необходимый для поддержания власти и влияния. И она принимала эту роль. Её жизнь была расписана с детства: замужество по выгоде, престижное положение в обществе, вечные игры по правилам, которые создавал не она, а её отец. Она жила в золотой клетке, и вряд ли осознавала это.
Перумов легко простил Марка, ведь тот играл по его правилам. Марк — удобный, выгодный зять, который принёс продолжение семьи, влился в их мир и подчинился. А меня Перумов простить не мог, ведь я сказала ему твердое «нет».
Такие мужчины, как он, зверели от отказа. Для них всё в этом мире имело свою цену, и они верили, что каждому можно найти её — достаточно лишь предложить правильную сумму, услугу или влияние. И в этом он, бесспорно, был прав. Просто он не смог предложить мне мою цену, она была или слишком высокой или же он просто так и не понял меня. Это его и бесило.