Вопрос на десять баллов
Шрифт:
– Давай надеяться, что до этого не дойдет.
И мы некоторое время идем молча, стараясь стряхнуть с себя эту фразу «лег к тебе», которая все еще висит в воздухе между нами, как облако пердежа в картинной галерее.
– Чего сейчас препарируете? – спрашиваю я наконец.
– Сердечно-сосудистую систему.
– Ух ты. Ну и как, нравится? – интересуется принц Филипп.
– Да, нравится.
– Хотела бы на этом специализироваться, когда получишь диплом?
– Думаю, займусь хирургией, но еще не определилась с направлением. Я разрываюсь
– Как и все мы, правда? – говорю я, что, на мой взгляд, звучит достаточно остроумно. На самом деле я говорю эти слова, еще не придумав, что они могут означать, поэтому и эта реплика также повисает в воздухе.
И тут Люси выдает полнейший non-sequitur [71] :
– Алиса классная, правда?
– Да-да. Бывает временами. Это был поп-sequitur,не так ли?
После паузы Люси произносит:
– Очень красивая.
71
Выражение, логически не связанное с предыдущим ( лат.).
– Хммм.
После паузы:
– Вы, кажется, очень близки.
– Ага, думаю, да. Иногда. – И я, ободренный и удивленный этой новоприобретенной легкостью общения между мной и Люси Чан, замечаю: – Патрик очень странный человек, правда? Мне кажется, он может быть…
Но Люси неожиданно останавливается, берет меня за локоть и слегка сжимает его:
– Брайан… можно, я тебе кое-что скажу? Это очень личное…
– Конечно, – говорю я, пытаясь сообразить, что она собирается сказать.
– Я немного стесняюсь, – продолжает она, нахмурившись.
Она собирается пригласить меня на свидание!
– Давай говори…
– Ну ла-адно, – тянет она, глубоко вдыхая…
Что же мне ответить? Наверное – нет. Да, точно, я должен отказать ей…
– Дело в том, что…
…но как отказать ей мягко, не обидев ее?..
– Видишь ли… когда ты со мной разговариваешь, у тебя есть такая привычка чересчур старательно все выговаривать, словно я глухая.
– Ой, правда?
– Угу, ты еще при этом наклоняешься ко мне, киваешь и употребляешь простые слова, словно у меня слишком ограниченный словарь. Не знаю, отчего это – из-за моих китайских корней или оттого, что я американка, но я никогда не была в Китае и в общем-то равнодушна к китайской кухне, так что я могла бы понять тебя, если бы ты говорил на таком, знаешь ли, старом, добром, обычном, разговорном английском…
– Извини, я не замечал за собой этого…
– Да ты расслабься, это не только ты, а многие. Причем постоянно…
– Мне так неловко…
– Не волнуйся, все в порядке, просто звучит немного снисходительно, вот и все.
– А я-то думал, тебе покажется, что это было сказано снисходительно!
– Не смешно, Брайан.
– И действительно – не смешно. – (Мы тем временем подходим
– Может быть. Тусовщица из меня никудышная.
– А все таки, может быть…
– Может быть. – И Люси Чан направляется вверх по холму.
– Кстати, можно у тебя кое-что спросить?
Она останавливается и немного нервно отвечает:
– Давай.
– Мозг с медицинской точки зрения – это мышца или железа?
– На самом деле это сосредоточение различных видов нервных тканей, и все эти ткани имеют схожее, взаимосвязанное предназначение, поэтому формально это делает мозг органом. А что?
– Просто интересно. Увидимся завтра.
– Пока.
И я смотрю, как ее панда скрывается на вершине холма.
Потом я поворачиваюсь и собираюсь топать по ступенькам к входной двери, когда замечаю в тени сидящую фигуру – кто-то прислонился спиной к двери и преграждает мне дорогу. Я замираю на полпути и вглядываюсь в человека, который проводит обеими руками по своей стриженной под ноль голове, потом смотрит на меня. Только я начинаю свыкаться с мыслью, что пора узнать, какие чувства испытываешь при ограблении на улице, как мужчина поднимается во весь рост и говорит:
– Итак, кто эта азиатская цыпочка, Брай?
И когда фигура выходит из тени, я узнаю острые, проницательные глаза Спенсера Льюиса.
26
В о п р о с: Широко используемый в скульптуре, где его иногда называют флорентийским мрамором, водный мелкозернистый полупрозрачный вид гипса, формирующийся в пластах осадочных пород, образовавшихся в результате испарения морской воды.
О т в е т: Алебастр.
– Спенсер? Что ты здесь делаешь?
– Вот, подумал, дай-ка заеду навестить друга, вот и все. – Я взбегаю по лестнице и собираюсь обнять его, а он пихает меня кулаком в плечо, и мы исполняем тот странный ритуальный танец, который парни всегда изображают при встрече друг с другом. – И ведь ты действительно пригласил меня…
– Да, знаю, действительно, но… Эй, что произошло с твоими волосами?..
Он пробегает рукой по своей выбритой до блеска голове.
– Это стиль сбежавшего зэка – тебе что, не нравится? – спрашивает он, а я отмечаю, что он говорит неразборчиво и медленно – явный признак того, что он нажрался в поезде.
– Да! Да, это очень… смело. Кто это тебя так?
– Я сам.
– На спор или?..
– Да пошел ты, Брайдсхед! Так могу я войти или как?
– Конечно. – Я открываю дверь, включаю свет в холле, и мы протискиваемся мимо велосипедов в коридоре.
Спенсер кажется непохожим на себя, его глаза полуприкрыты и выглядят уставшими, под ними грязные фиолетовые круги, как синяки. Несмотря на сильный мороз, он одет в одну мятую старую куртку на молнии, которую я помню еще со школы; из вещей у него с собой только пластиковый пакет, а в нем, насколько я могу судить, всего лишь две банки пива.