Вопрос на десять баллов
Шрифт:
– Я звонил сегодня утром, разговаривал с каким-то пижоном…
– Это мой сосед, Джош. Джош и Маркус.
– Ну и как они?
– Да нормальные парни. Правда, не твоего круга.
– Значит, они твоего круга?
– Не думаю, что они вообще чьего-нибудь круга.
Мы тем временем подошли к моей спальне. Я открываю дверь.
– Итак, мы на месте событий, так? Мило…
Я снимаю пальто и ненароком роняю его на гантели, до того как Спенсер их заметит.
– Чувствуй себя как дома. Может, чай, кофе или что-нибудь еще?
– Бухло есть?
–
– Домашнее пиво?
– Вообще-то, оно принадлежит Маркусу и Джошу.
– На что похоже?
– Больше всего – на мочу…
– Градус-то есть?
– Угу.
– Тащи.
Я неохотно оставляю Спенсера одного в комнате и лечу на кухню за бухлом. Мне тоже надо выпить. Приезд Спенсера совсем выбил меня из колеи, отчасти потому, что он действительно немного странный и диковатый, а отчасти, мне кажется, потому, что никогда в жизни я не предполагал, что не буду рад видеть старого друга. К тому же я немного беспокоюсь, что мог оставить на столе свою записную книжку со стихами, открытую на новом пробном эротическом сонете, над которым я работаю. Первая строка содержит слова «алебастровые груди», и, если Спенсер прочтет это, подколов хватит до конца жизни.
И вдруг я слышу, что из моей комнаты доносится очень громкое вступление «Бранденбургского концерта», поэтому я хватаю пивные кружки и несусь обратно в комнату, где обнаруживаю Спенсера сидящим на моем столе с сигаретой во рту, обложкой от альбома Баха в одной руке и «Коммунистическим манифестом» – в другой.
– Так кто ты сегодня, коммунист или социалист?
– Полагаю, социалист, – говорю я, убавляя громкость.
– Отлично. А в чем же различие?
Я знаю, что он понимает различие и просто издевается надо мной, но, как бы там ни было, я скажу ему.
– Коммунист выступает против понятия частной собственности и права собственности на средства производства, тогда как социалист говорит о работе в направлении…
– Почему у тебя матрас на полу?
– Это футон.
– Отлично. Фу-тон. Это азиатская цыпочка научила тебя?
– «Азиатская цыпочка» – расизм и сексизм в одной фразе! – восклицаю я, незаметно сбрасывая стихотворение о грудях из алебастра в ящик письменного стола. – На самом деле Люси родом из Миннеаполиса. Только тот факт, что у нее китайские корни, еще не значит, что она китаянка.
– Господи, ты прав, это пиво – на самом деле моча. Может, спустимся вниз в паб или куда-нибудь еще?
– Поздновато ведь уже.
– У нас еще есть полчасика.
– Мне нужно кое-что прочитать на завтра.
– Что прочитать?
– «Похищение локона» Александра Попа.
– Звучит пикантно [72] . Завтра утром почитаешь, ладно?
– Ну…
– Да ладно тебе, только по рюмочке?
Конечно, я знаю, что идти нельзя. Но внезапно комната кажется мне слишком маленькой и светлой, и я чувствую, что просто обязан напиться; я говорю «о’кей», и мы топаем в бар.
72
По-английски –
Когда мы приходим в «Летучий голландец», там еще полно народу, и пока я жду выпивки возле барной стойки, я смотрю туда, где стоит Спенсер, пристально рассматривающий помещение своими прищуренными красными глазками. Он с мрачным видом затягивается очередной сигаретой. Я беру пинту пива для себя, пинту пива и рюмку водки для Спенсера.
– Это студенческий бар, да? – спрашивает он.
– Не знаю. Думаю, да. Пойдем посмотрим, сможем ли мы найти столик.
Мы пропихиваемся вглубь зала, держа кружки над головой, находим пустой столик, усаживаемся за него и некоторое время молчим, потом я спрашиваю:
– Ну и как дела дома?
– О, все замечательно. Просто супер.
– Тогда как тебя сюда занесло?
– Ты меня пригласил: приезжай в любое время, помнишь?
– Конечно.
На мгновение он замолкает, кажется, принимает решение, затем говорит, слегка небрежно:
– И, как я уже говорил, я сбежавший зэк, понимаешь?
– Ты о чем?
– Ну, скажем так: я не в ладах с законом.
Я смеюсь, но тут же обрываю смех:
– Из-за чего? Не из-за очередной драки, надеюсь…
– Нет, я погорел на том, что незаконно получал пособие по безработице.
– Ты шутишь…
– Нет, Брай, не шучу, – устало отвечает Спенсер.
– Как это получилось?
– Не знаю, наверное, какая-то падла настучала. Эй, это же не ты, правда?
– Ты че, Спенсер, конечно не я. Ну и что дальше делать будешь?
– Откуда я знаю? Уж как судья решит.
– Ты что, пойдешь в суд?
– Ага. Сейчас идет очередное закручивание гаек, так что в следующем месяце меня будут судить. Хорошая новость, правда?
– Что собираешься говорить?
– В суде? Пока еще не знаю. Может, попробовать сказать, что это Господь велел мне так поступить?
– А ты все еще работаешь на автозаправке?
– Ну, в общем-то нет.
– Почему?
– Потому что попался.
– На чем?
Спенсер делает большой глоток водки:
– Руку запустил в кассу.
– Ты что, шутишь?
– Брайан, почему ты постоянно спрашиваешь меня, не шучу ли я? Думаешь, мне такие вещи кажутся смешными?
– Нет, я просто хотел сказать, что…
– У них над кассой стояла камера, и я попался на том, что таскал выручку в конце смены.
– Сколько брал?
– Не знаю, может, пятерку, иногда десятку. Да так, по мелочи, плюс еще конфетки, печенье и прочая лабуда…
– Так они на тебя тоже собираются в суд подать?
– Не-а, не могут, я же у них не числился. Скажем так: мой менеджер не особо рад. Он удержал большую часть моей зарплаты и пригрозил, что если еще раз увидит меня, то переломает мне ноги…
– И сколько, он думает, ты взял?