Воробьиная ночь, Крайний подъезд слева
Шрифт:
Желтый чемоданчик — был и такой одноименный детский фильм про хитрые конфетки, что шиворот-навыворот меняли сознание персонажей, делая их безрассудно храбрыми и предприимчивыми на зависть робким кинозрителям, капающим мороженое на… (мальчики на короткие штанишки с безвольными гульфиками, девочки на алые галстуки, украшающие дремлющие молочные железы).
Эпилог
Портвейн 777 — стоило прибавить к загадочному, не внушающему доверия портвейну 666
Послесловие
Да не постигнет ни одного щелкопера судьба Салмана Рушди!
Ведро простояло на ребре всю пьесу!
«Ундервуд?» — спросишь, мой любознательный друг, — да вот он, передо мной! Лучики солнца прыгают по клавишам, поблескивает веер зеркально отлитых букв и антрацитовый вал каретки конвульсивно передвигает белую, как стоматологический фарфор бумагу.
Акт 1
Любой акт № 1 можно начать с беседки у прудика с мирно плавающими в глубине карпами. Попробуйте не зажарить их уже на второй странице. Что до Полярной звезды, — то нет более коварного светила на нашем небосводе — подтвердит вам любой первопроходец.
Постскриптум
Собственно все.
Я оттолкнулся от плеча надоевшего мне до смерти автора и полетел, куда глаза глядят. Скользя на теплых восходящих потоках вдоль закопченной «хрущевки», я увидел, как распахнулась форточка чьей-то малюсенькой кухни, тут же в эту форточку просунулась быстрая рука, заграбастала меня в свой огромный кулак и затолкала в зубастую пасть, в которой отчетливо пахло абсентом и осетриной первой свежести.
Жорж Горобьевый
Крайний подъезд слева
Повесть
Сегодня стемнело также быстро, как и вчера. День был в меру удачен: в моем внутреннем кармане грелась чекушка, в почти новом пакете лежала огромная, чуть-чуть надкусанная груша, копченая толстенькая сосиска и длинная на половину торчащая из пакета французская булка.
Я зашел в свой подъезд, подставил пятку под размашистый удар двери, поднялся на второй этаж и из почтового ящика квартиры номер тридцать семь вынул газету «Известия» вместе с невзрачной, немного желтоватой по углам открыткой. В открытке Елену Анатольевну Дрожжевую поздравлял с днем рождения Витя Тимербулатов и желал ей обилие здоровья, счастья и любви. Я недолго разглядывал вялые тюльпаны, выдавленные в картоне, — бросил открытку назад в ящик и зашагал по ступенькам вверх.
Между девятым и десятым этажами мне встретился незлой жилец квартиры номер девяносто пять, пытающийся пропихнуть
— Не лезет?
— Залезет — куда денется.
— Тогда, наверно, мусоропровод забьет.
— Может и забьет, а может и не забьет.
— Ну ладно.
Я поднялся еще на один лестничный пролет, но жилец из девяносто пятой окликнул меня:
— Петрович!
— Чего?
— Ты на отдых что-ли?
— Да как получится.
— Скоро домофон поставят.
— Угу.
— Всем жильцам ключи дадут от входной двери.
— Угу.
— А ты как же?
— Посмотрим.
— Ну давай.
— Угу.
В лифтовой комнате я поставил в ряд три хлипких ящика, бросил на них телогрейку, сел, налил себе в мятый пластмассовый стаканчик водки, откусил хрустящий кончик булки и развернул газетку.
Водку я выпил быстро, опьянел слабо и долго, с расстановкой и чувством громким шепотом читал «Известия». После чтения я вытер слезящиеся глаза рукавом, вывернул из цоколя на пол-оборота тусклую лампочку, лег калачиком на ящики и, умеренно переживая мировые новости, уснул.
— Вам какой этаж?
— Седьмой.
— Мне пятый.
Миша Смирнов знал, что очаровательно раскосая Люда живет на седьмом этаже, он также знал, что у нее придурковатый абрикосовый пудель Атос, папа, постоянно ремонтирующий под окнами москвич с пробитым глушителем и мама, которой очень хочется видеть в женихах Люды соседа-летчика, всегда благоухающего коньяком «Белый Аист». Люда тоже знала, что Миша живет на пятом этаже и учится в технологическом институте на специалиста по холодильным установкам, кроме того, к нему иногда приходит высокая белокурая двоюродная сестра Катя, которую Миша, загадочно улыбаясь на расспросы знакомых, молчаливо выдает за свою подружку.
С первого этажа по пятый Миша интенсивно думал о том, как бы непринужденно заговорить с Людой так, чтобы она с одной стороны восхитилась его остроумием, а с другой прониклась уважением к его серьезному жизненному настрою. А Люда теребила черненькую пуговичку на маминой старенькой желтенькой кофточке и очень старалась не покраснеть.
На пятом этаже двери лифта открылись, Миша вышел, обернулся и сказал:
— Завтра дождь обещали.
— Да? — удивилась Люда и быстро нажала на кнопочку седьмого этажа.
Лифт уехал, а Миша живо представил, как он, обгоняя лифт, легко взбегает на седьмой этаж, встречает Люду и приглашает ее куда-нибудь, где тихо играет музыка, журчат фонтанчики, красивые люди красиво разговаривают друг с другом, официанты в смокингах предупредительны и корректны, мягкий свет располагает к задушевной беседе, нежная ладошка тает в мужественных руках, розовое прозрачное ушко внимает горячему шепоту и все укладывается в остатки стипендии за апрель.
Анатолий Григорьевич Щепко вдохнул в себя аромат пяти белых розочек, оглядел глянец начищенных туфлей, изящно отстранил от себя коробку с тортом и, заметно волнуясь, позвонил в квартиру сорок пять.