Ворон на дереве

Власов Владимир Г.

– Грустно все это,- тихо произнес я.

– Выше голову, друг,- бодро ответила она,- не грусти и не жалей меня, а то я заплачу. Ведь ты же знаешь, что ничто так не доводит до слез и не лишает последних сил, как жалость. Давай лучше любоваться луной и болтать о жизни. Сегодня поистине прекрасная ночь, и никакие декорации театра не сравнятся с подлинной природой.

Я оглянулся и чистосердечно признался:

– Я никогда не понимал красоту. У меня всегда была словно пелена на

глазах. Все говорят: «Красиво, красиво!» А я смотрю и думаю: «Что здесь красивого? Всё как обычно».

Певица сочувственно покачала головой.

– У тебя, наверное, жестокое сердце.

– Я бы не сказал,- запротестовал я.- Иногда мне даже удается совершать добрые поступки. Нет, я не согласен с тем, что мое сердце жестокое. Может быть, немного черствое.

– Это тоже болезнь,- сказала певица,- но она излечима, как и все недуги в этом мире. Тебе нужно просто кого-нибудь полюбить.

– Но я люблю тебя,- вырвалось у меня из груди.

– Знаю,- сказала она,- но уже поздно. Ты должен оставить эту мысль. Между нами уже ничего не может быть.

Мы замолчали. Грустная луна взирала на сонный город и таинственный сад.

– А где Ворон? Почему он не прилетел проститься с тобой?
– спросил я.

– Давай не будем об этом говорить,- предложила она.

Я покорно кивнул головой. Вскоре мы расстались, и я уже больше никогда ее не видел».

7

– Так кто же их всех убил?
– нетерпеливо воскликнула Карусель.

– Вы еще не рассказали нам, как попали в ту комнату?
– напомнила Новенькому Елизавета Вторая.

– А что там было связано с сексом?
– с интересом задал свой вопрос новый слушатель, по прозвищу Астральное Тело.- Ведь меня пригласили как консультанта по этой части.

Новенький, набравшись духу, приступил к самой трудной части своего рассказа:

– Через несколько дней после моего ночного приключения в консульском саду, моя красавица привела к себе на квартиру трех парней из своего джаз-оркестра. Эта оргия была самая отвратительная из всех, что мне довелось видеть раньше. Она специально не задвигала шторы на окнах. Только позднее я понял, почему она так делала. Вначале они голыми танцевали под музыку какого-то шлягера, потом вчетвером легли на кушетку.

Новенький смущенно замолчал.

– Так что произошло дальше?
– на этот раз проявила нетерпеливость уже Елизавета Вторая.- Что у них было, когда они легли на кушетку?

Новенький молчал и только смущенно потирал переносицу, краска заливала его лицо. Пациент, по прозвищу Астральное Тело, оживился и пришел Новенькому на помощь.

– Все понятно!
–

воскликнул он.- Это называется, получить удовольствие на триста процентов.

– Как это?
– не поняла Елизавета Вторая.

– Очень просто,- пациент Астральное тело потер руки и, улыбнувшись, подмигнул Новенькому.- Один ложится на кушетку, она - на него, другой - на нее. Получается нечто вроде слоеного пирога. А с третьим она занимается оральной гимнастикой. Ведь так же?

Новенький молча кивнул головой, не поднимая глаз. Елизавета Вторая обалдело переводила взгляд с одного на другого, пока Астральное Тело не объяснил все жестами.

– Тьфу-ты, какая пакость,- возмущенно воскликнула скромная царица, когда, наконец-то, до нее дошла вся механика.

– Да как сказать,- тут же возразил ей Астральное Тело,- кое-кому это даже очень нравится.

На этот раз покраснела Карусель. Поборов свое смущение, Новенький продолжал свой рассказ.

8

«Когда я увидел всю эту картину, то словно очумел. Я выбежал на балкон и хотел закричать. И если бы не моя боязнь привлечь к ним внимание всего дома, я крикнул бы им, чтобы они одумались и перестали срамить себя и всех нас. Я заметался по балкону и чуть не вывалился на улицу, побросав все свои горшки с тюльпанами вниз. Затем я плохо соображал, что делал. Все проплыло перед моими глазами, словно в тумане. Кажется, я поставил на проигрыватель пластинку, чтобы заглушить их музыку, и врубил громкость на всю мощность. По воле судьбы у меня под рукой оказалась пластинка с тем самым дуэтом Отелло и Дездемоны, который пропели прошлый раз в консульском саду моя возлюбленная и Юрист в образе Ворона. И в тот поздний час над всем сонным кварталом города загремела музыка, льющаяся из моего репродуктора:

Otello.
– Se vi sovviene di qualche colpa commessa che attenda

grazia dal ciel, imploratela tosto.

Desdemona.
– Perche?

Otello.
– Taffretta. Uccidere non voglio l’anima tua.

Вдруг у них в комнате погас свет. И тогда я решился. Нет, не подумайте. Я совсем не хотел их убивать. За всю свою жизнь я мухи не тронул. Я хотел только вбежать к ним в комнату и прекратить эту вакханалию. Я хотел их убедить не делать этого. Я весь дрожал, но был полон решимости действовать. Когда я бегом спускался по лестнице, ветер свистел у меня в ушах. И продолжала греметь на весь дом музыка:

Desdemona.
– D’uccider parli? (Говоришь, убить?)

Otello.
– Si. (Да.)

Desdemona.
– Pietа di me, mio Dio. (Смилуйся надо мной, о Боже.)

Otello.
– Amen! (Аминь!)

Я выбежал на улицу, пересек маленький дворик и вбежал в ее подъезд. Меня шатало из стороны в сторону от возбуждения. Как во сне, я поднимался по лестнице, ведущей в ее квартиру. Сколько раз раньше я уже доходил до ее двери, но у меня не хватало мужества постучать. И я всегда возвращался ни с чем, проклиная свою нерешительность. И вот я опять стоял у ее порога и слышал ревущую из моей квартиры музыку: