Воронцов. Перезагрузка. Книга 2
Шрифт:
— Вот. Чтоб всё по списку взял. Перед отъездом ещё у крестьян спроси, что нужно: соль обязательно, перец. — И я перешёл на шёпот: — Машке безделушек купи обязательно — сарафан красивый, платок, чтоб был самый красивый. На всю округу. И это еще… мыло возьми. Пару кусков.
Фома ухмыльнулся понимающе, мол, барин влюблён по уши.
— А я добавил: — Знаешь ещё что, Фома? Купи картошки. Мешка три-четыре, желательно мелкую семенную, но если не будет, то хоть какую будет, потом порежем.
Фома поднял на меня взгляд недоумевающий,
— Да, слышал, ещё при Петре Первом её завезли заморскую. Знаю, у кого спросить, всё возьму, как велите. Только вот вопрос у меня, барин. Как я всё это на Зорьке увезу? Лошадь-то старая, а груза получается поболе воза.
— Так в чём проблема? — удивился я. — Купи ещё одну лошадь молодую. Как раз в деревне лишней не будет для хозяйства, да телегу к ней обязательно новую. И пока будешь всё собирать по городу, старую телегу отдай, чтоб колёсных дел мастер перебрал — а то скрипит на всю округу, вот-вот развалится по дороге.
Фома кивал, прикидывая в уме расходы.
— И да, — добавил я, — когда будешь назад возвращаться из города, в дружине кого-то пару человек найми в охрану надёжную, чтоб до Уваровки целым добрался. Дорога неспокойная, разбойники шалят.
— Сделаю, барин, — кивнул он, пряча монеты за пазуху. — Всё будет, как велели.
Раздав все указания и наставления, уже перед самым уходом к Быстрянке заглянул к Машке. Та возилась у печи, хлопотала с обедом, вся раскраснелась от жара, как яблоко спелое по осени.
— Солнце моё, — сказал я, обнимая её и прижимая к себе, — как освободишься, в теплице кожу убери и полей рассаду. Вон она уже всходит зелёными стрелочками. Только не заливай, а то утопим мой стартап. Потом обратно накрой.
Она кивнула, улыбнувшись:
— Управлюсь, не переживай. Всё сделаю.
А я, подмигнув игриво, прижав её к себе покрепче, поцеловал в губы сладкие, и мы с мужиками двинулись к Быстрянке.
Когда пришли на место, оставили Прохора с Митяем доски колоть.
— Заняться есть чем, работы хватает до вечера, — говорю им. — Как управитесь с досками, сплетите мне из лозы гибкой четыре квадрата вот таких.
И, отмерив шагами на песке речном, нарисовал палкой острой, какие они должны быть размером.
— Вот так вот нужно четыре полотна плотных. Чтоб без щелей было, разве что совсем мелкими. Так что, Митяй, покажешь свой талант плетельщика!
Митяй заулыбался довольно, а Прохор кивнул понимающе.
— Сделаем, барин. Ивняка тут полно растёт, ступайте.
И мы с Петькой двинулись к тому месту, где он древнюю ладью нашёл когда-то в позапрошлом году. Шли часа полтора, наверное, никуда не спеша. По лесу густому, где пахло хвоей сосновой и прелыми листьями, и птицы орали испуганно, спугнутые нами, как на шумном митинге.
Судя по времени, ещё и обеда не было, как мы добрались до места, где Петя сказал:
— Вот здесь вот! — указывая на тихую заводь, окружённую густыми зарослями
Подойдя к ней, мы принялись раздеваться. По дороге я уже представлял себе, какой будет эта вода — наверняка ледяная, как там, где мы собирались колесо ставить. Но когда я опустил руку и попробовал воду, она оказалась тёплая, хорошо прогретая солнцем, как чай, о котором я только и мечтал последние дни, всё руки не доходили придумать из чего да заварить нормально.
— Тут самое тёплое место на речке. Солнце с утра до вечера греет, а течения почти нет. — Сказал он, наблюдая за моими манипуляциями.
Ладья же, о которой говорил Пётр, действительно лежала буквально в полуметре под водой. Темнела на дне, как огромная рыба. Можно было ногой опереться прямо на киль и отдохнуть таким способом, держась на воде словно на мелководье. Жара стояла такая, что даже приятно было нырять в относительно прохладную воду у самого дна.
— Смотри какая здоровая, — пыхтел Петька, вынырнув, до этого ощупывая затопленное судно под водой. — Метров восемь, не меньше. И киль-то какой толстый!
— А сколько она тут лежит, как думаешь?
— Да кто ж знает. Может, лет триста, а может и больше.
Глава 2
Пока мы ныряли и осматривали находку, я вспомнил старый дедовский способ. Перед началом работы бросил верёвку в воду, чтобы размокла как следует. Петька недоумённо посмотрел на меня:
— Это зачем?
— Так надо, — объяснил я. — Так она крепче будет. Мокрая верёвка и держит лучше, и не рвётся так легко. — Дед учил в детстве. Он в войну сапёром был, всякие штуки знал. — Кто такой сапер и в какую войну Пётр спрашивать не стал.
Минут через десять вернулись с размокшей верёвкой — она действительно стала заметно толще и плотнее. Осторожно обмотали её вокруг киля затонувшей ладьи, а другой конец надёжно зацепили за толстую берёзу у самого берега, что потолще остальных.
— Теперь главное — петлю правильно сделать, — бормотал я, завязывая узел.
Сделали крепкую петлю, вставили в неё здоровую ветку толщиной с две руки. И, используя её как самодельный ворот, пыхтя как два паровоза, стали медленно скручивать верёвку.
— Тяжело, зараза! — кряхтел Петька, упираясь ногами в землю.
— Потерпи, сейчас пойдёт легче, — подбадривал я его.
Тяжело, конечно, работалось, но дело постепенно пошло. Верёвка натягивалась всё туже, где-то под водой что-то поскрипывало и постанывало. Спустя оборотов десять под водой что-то громко ухнуло, словно выстрел из пушки, и киль резко сорвался с илистого дна.
— Есть! — радостно выкрикнул Петька. — Поддался, сучий отрок!
Ещё минут за двадцать, работая в поте лица и периодически меняясь местами, мы подтянули ладью так, что передний конец киля уже торчал над самым берегом. Чёрный, как смоль, покрытый речным илом.