Воронцов. Перезагрузка. Книга 2
Шрифт:
Мы двинулись к реке. Пётр же шёл всю дорогу, бормоча что-то про чудо-рычаг, а я прикидывал: ну, в общем-то, кривошип готов, вал есть, выбрали. Металл привезёт Фома. Мужики за пару дней доделают помост, останется закрепить колесо, сделать механизм подъёма. Потом только собрать всё, пилы закрепить да желоба для подачи брёвен сделать.
А на берегу Быстрянки нас ждал культурный шок. Как будто я, в 21 веке зашёл на стройку. Пригорок, на котором я, велел рубить деревья, был чист, как после бритья. Пеньки стояли ровно, как я сказал, по пояс, все ровные, как под линейку. А над водой на высоте
— Мужики, ну вы даёте, вы что за день все это сделали? — хмыкнул я. — Да вам ордена нужны каждому.
Илья, красный как свёкла, буркнул:
— Доски закончились, барин, так бы до конца все сделали.
Я присмотрелся. Да, до водопада ещё оставалось метра три, нарастить помост. Ну и то, что они сделали, просто выбивалось из понимания. В моём веке такое бы, наверное, на неделю растянулось бы.
— Молодцы мужики, ой, молодцы, — похвалил я их ещё раз. — Завтра деревья будем валить. Прям под корень не жалейте, их же и на доски поколем, чтоб помост доделать.
Мужики закивали, а я прикинул, что завтра навалим лес и из досок уже как придётся сделаем. Пусть и сырые, но помост доведут до перепада. А то, что быстро износятся — ничего страшного, потом перестелим.
В итоге двинули в Уваровку. Пётр, сияя как самовар, все трещал без умолку:
— Там такое, мужики! Там, Егор Андреевич, он такое сделал! Такая выдумка! Кривошип то ваш, барин — чудо. Мы теперь все сделаем, все, как вы на схеме нарисовали.
Я лишь хмыкал и в какой-то момент успел вставить слово, когда образовалась пауза в его тираде:
— Петь, Илюх. Вопрос к вам. Кроме Липовки, есть ещё деревни поблизости?
Они чуть ли не в один голос ответили:
— Есть, барин, в двух верстах, — и махнули в сторону, противоположную Липовки.
— И как там живут? — спросил я, щурясь от солнца.
— Да не худо, — сказал Илья, — деревня справная.
— А лошадь там с возом есть у кого? — уточнил я.
— Да как не быть то, — хмыкнул Пётр. — Деревня да без лошади — да это ж как Уваровка без пирогов, — рассмеялся он.
— Ну и отлично, — кивнул я. — Значит, завтра сходим и попросим лошадку напрокат на пару дней.
— Да кто же её просто так даст? — засомневался Илья.
— Я договорюсь, это не твоя забота, — отрезал я. — Ты главное дорогу покажи. Но только ты — все же не пойдем туда!
— Покажу, Егор Андреевич.
На том и порешили.
В уваровку вошли, когда уже вечерело. Мужики, довольные успехом, всю дорогу галдели и обсуждали завтрашний день. А я всё думал о том помосте. Хорошо вышло, крепко. Но ведь это только начало.
Подошли к моему двору, а там цирк — детишки, визжа, играли с колесом для лесопилки, крутя его на верстаке. Ох, хорошо, что закрепили с Петькой на совесть, а то ещё придавило бы кого, дубовая же.
Но я не выдержал и расхохотался.
— Глянь, Петь, уже тест-драйв устроили, надо им качели сделать да карусель. Пусть веселятся.
Мужики лишь посмотрели на меня да головой
— Егорушка, что такое?
А я обнял её, поцеловал, чувствуя, как её губы, такие тёплые и нежные, отвечают на поцелуй, вдохнул её запах и шепнул:
— Соскучился я, солнце.
В этот момент её зелёные бездонные глаза так сияли, что я в них просто тонул. И было видно, что она тоже по мне соскучилась.
Машка прильнула ко мне, положив голову на плечо. От её волос пахло травами — верно, днём была на покосе. Я провёл рукой по спине, чувствуя, как колотится её сердце. Такое родное, такое близкое.
— Думала, не вернёшься к ночи, — прошептала она. — Слышала, что вы с Петькой что-то мастерите важное.
— Да уж, намаялись мы сегодня, — я легонько отстранил её, чтобы видеть лицо. — Зато дело движется. Скоро увидишь, что получится.
Машка улыбнулась — той самой улыбкой, от которой у меня всегда что-то переворачивалось внутри.
Вечером же мы с Машкой сходили в душ. Вода, прогретая под солнцем, лилась из бочки, а щёлок шипел, как змея, но мы хихикали, тёрли друг друга, будто в двадцать первом веке под гидромассажем. Капли скатывались по коже, оставляя прохладные дорожки, а запах щелока смешивался с ароматом трав и цветов. Машка подставляла лицо под струи и жмурилась от удовольствия, словно котёнок, которого гладят за ушком. Я наблюдал за ней, ловя каждое движение, каждый изгиб её тела, освещённого закатным солнцем, пробивающимся сквозь щели.
— Ты чего смотришь так? — спросила она, улыбаясь одними глазами.
— Любуюсь, — ответил я просто, проводя мыльной ладонью по её плечу.
Машка улыбнулась и плеснула в меня водой. Брызги разлетелись серебряным облаком, заставив обоих расхохотаться. Эхо нашего смеха, наверное, было слышно во всей деревне, но нам было всё равно. Здесь и сейчас были только мы и никого вокруг, словно на острове посреди бескрайнего океана времени.
Поужинали. В этот раз пироги были с грибами и луком, собранными в лесу прямо возле покосов. Корочка хрустела, а начинка таяла во рту, оставляя приятное послевкусие. Машка уплетала уже третий кусок, смешно причмокивая и облизывая пальцы. Я наблюдал за ней, думая о том, как удивительно быстро я привык к этой жизни, словно всегда был здесь, в этом месте, среди этих людей.
Глава 4
Я понимал. Здесь всё было настоящим — и еда, и люди, и чувства. Никакой фальши, никаких масок и притворства. Жизнь в её первозданной простоте и сложности одновременно.
Легли спать, но уже, как обычно, уснули только глубоко за полночь. Машка прижалась ко мне, и мы, сплетённые, как лоза, уснули под далёкий лай собак. Её дыхание щекотало мне шею, а сердце билось где-то рядом с моим, словно они разговаривали на своём, только им понятном языке. Сквозь маленькое окошко был виден кусочек неба, усыпанный звёздами — яркими и крупными. Они подмигивали нам, будто знали какую-то тайну, которую мы только начинали постигать.