Воронцов. Перезагрузка. Книга 2
Шрифт:
Петр присел на край корыта, осмысливая услышанное. Его лицо стало серьёзным.
— Стекло… — протянул он. — Окна настоящие будут, не из кожи да пузырей бычьих. Как в городе у богатеев.
— Не только окна, — подхватил я, воодушевляясь от его интереса. — Посуда, лампы… Много чего можно сделать, было бы стекло. Да и продавать будем — товар ценный.
Мы замолчали, каждый думая о своём. Солнце припекало всё сильнее, вода в корытах поблёскивала, а на дне лежал песок — тот самый, из пометок моего предка, из которого
— Ну что, — наконец сказал я, поднимаясь, — ещё партию промоем или на сегодня хватит?
— Промоем, — решительно ответил Петька. — Раз уж взялись, так до конца. А завтра корыто побольше сделаем, чтоб дело быстрее шло.
Я улыбнулся, глядя на его воодушевление.
— Давай, — кивнул я, крикнув Прохора, чтоб еще принес пару ведер песка. — Только потом камни эти почистим хорошенько, чтоб ни пылинки не потерять. Грамм к грамму — будет килограмм, — улыбнулся я.
И мы снова принялись за работу, под жарким летним солнцем, на берегу реки, что несла свои воды мимо нас, не ведая о наших планах и мечтах.
Пока работали, Петька все допытывался о тонкостях всего процесса. Я как мог рассказал ему основные шаги что нужно для того, чтоб выплавить стекло. Говорил неторопливо, понимая, что от ясности моих объяснений зависит результат всей затеи.
— Смотри, Петь, для начала нам нужен песок, но не простой, а кварцевый — белый, чистый, без примесей. Тот, что мы с тобой набирали с той стороны Быстрянки. Его нужно будет просеивать через тонкое сито, чтоб ни соринки.
Пётр кивал, запоминая каждое слово. Его взгляд был внимательным, цепким — ловил каждое слово.
— Потом, — продолжал я, рисуя палкой на земле схему печи, — нужна сода. Её можно добыть из золы. Но не всякой, лучше всего от лиственных — там смол меньше — от березовых самое то будет. Вот для этого и будем использовать опил, который после распила досок остается.
— Так вот для чего вы сказали Митяю собирать опил?! Ох и продуманный же вы, Егор Андреевич!
— Далее, золу в бочке с водой настаиваем день-другой, иногда помешивая, сливаем жидкость и выпариваем на медленном огне. Что останется — та самая патош — почти сода.
— Как щёлок для мыла? — вставил Пётр, почёсывая затылок.
— Похоже, только гуще выпаривать надо, — кивнул я. — Потом с нее же можно будет и мыло делать, но это уже позже, все за раз не охватим.
— Третья составная — известь. Её проще: белый камень — я его много видел по берегу, где заканчивается лес и начинается сам каменистый берег — обжигаем в печи до белизны, потом гасим водой. Получится порошок — это и есть известь.
Небо над нами затягивало лёгкими облаками. Где-то вдалеке загремело — приближалась гроза. Нужно было успеть закончить разговор до дождя.
— Теперь самое главное, — я выпрямился, глядя Петру прямо в глаза. — Пропорции. На десять частей песка бери две части
Мимо пробежал Семён, который занимался распилкой досок — уж больно понравился ему это процесс. Лесопилка практически полностью легла на него — он хорошо справлялся. Тот бросил любопытный взгляд, но не остановился — знал, что мешать важному разговору не следует.
— А плавить как будем? — спросил Пётр, хмурясь от напряжения. — В чем?
— Вот для этого и нужна особая печь, — я снова взялся за палку, расширяя рисунок на земле. — Делаем горн с поддувалом, чтоб жар был неимоверный. Внутри ставим тигли — горшки из особой глины с примесью песка, обожжённые до крепости камня. В них и будем плавить смесь.
— А где ж мы такую глину то возьмем, барин? — отчаянно спросил Петр.
— Так вот вымагничивая металл из красной глины как раз и получим белую. Ее когда обжечь — она же как керамическая. Кстати, потом из нее можно будет и посуду делать — она тоже нарасхват пойдет. Думаю, этим зимой заняться, когда лесопилка станет.
Первые капли дождя упали на землю, оставляя тёмные пятна на сухой почве. Но мы были так увлечены, что даже не заметили.
— Жар нужен страшный, — продолжал я, всё больше воодушевляясь. — Дрова лучше берёзовые или дубовые. Плавится смесь часов шесть, не меньше. Сначала она пениться будет, пузыри пойдут — это нормально, газы выходят. Потом успокоится, станет как мёд жидкий. Тут главное — вовремя уловить момент.
Дождь усиливался, но мы только придвинулись под крышу ангара, чтоб хоть немного укрыться.
— Как момент поймаешь, берёшь длинную железную трубку, конец в массу расплавленную окунаешь и немного набираешь. Потом выдуваешь пузырь, как мальчишки из мыльной воды делают, только осторожно, размеренно. Можно в форму выдувать, можно просто пузырь делать, а потом разрезать и в лист раскатывать, пока не остыло.
Пётр слушал, затаив дыхание. Его лицо выражало смесь восхищения и сомнения — дело казалось сложным, почти волшебным.
— Остывать стекло должно медленно, — добавил я. — Иначе лопнет. Делаем отдельную печь для отжига, туда готовые изделия ставим и даём стыть день-другой, постепенно жар снижая.
Гром громыхнул совсем близко, заставив нас вздрогнуть. Дождь превратился в настоящий ливень, и мы поспешили в ангар, где уже собрались остальные мужики.
— Для цвета, — крикнул я, перекрывая шум дождя, пока мы бежали, — можно добавлять разные вещества! Медная окалина даст зелёный, кобальтовая руда — синий! Марганец — фиолетовый!
Укрывшись в сарае, мы отряхнулись. Пётр, мокрый, но воодушевлённый, смотрел на меня блестящими глазами. Он слушал внимательно и подытожил, что в общем то все можно сделать, только материалы собрать да печь правильную сложить.