Воронцов. Перезагрузка
Шрифт:
Те смущённо заулыбались, покраснели как маки, и Прохор, которого я окрестил про себя ворчуном, сказал:
— И вам, барин, тоже сделаем хорошую избу. Только времени не хватает на всё сразу. Да вы не беспокойтесь — управимся!
Я лишь кивнул, а спустя каких-то полчаса услышал, как заскрипела телега. Илья с Петром вернулись с Липовки, притащив баулы с вещами. Лошадь тяжело дышала, явно устала от груза и дальней дороги.
Среди привезённых вещей оказался и сундук Фомы, да пара его баулов, от чего тот аж просиял как
— Спаси тебя Господь, Петрушка! Думал уж, пропали мои пожитки! А тут вон они, целёхоньки!
Пётр же, вытирая пот рукавом, доложил мне:
— Вот, барин, ещё одну, ну максимум две ходки — и с переездом покончено. Почти все мои вещи забрали и вот, часть Фомы перевезли, да кур этих проклятых осталось забрать. И всё — можно жить по-человечески.
— Молодцы, — сказал я, хлопнув его по широкому плечу. — Но ещё бы, может, какую мебель получится со старых домов перетащить? А то мужики-то всё сразу и не сделают, а жить как-то надо.
Пётр лишь кивнул, а я, отведя его чуть в сторону от остальных, добавил:
— Петь, завтра с тобой на Быстрянку пойдём, дело к тебе есть. Нужен взгляд умельца. Ты же у нас, как говорят, и кузнец, и плотник — мастер на все руки. Поможешь?
Пётр зачесал затылок, явно соображая, что бы это могло значить:
— Помогу, барин. Чего ж не помочь-то? Вы только скажите, что нужно, а я уж постараюсь. — И это, — уже более смущённо и тихо произнёс он. — Мне бы ещё… землицы бы хоть кусочек… Если можно…
— Будет тебе земля, — отмахнулся я великодушно. — Но сперва дело сделаем, а там и подумаешь — сколько тебе этой земли понадобится.
Отойдя ещё дальше в сторону, чтобы никто не услышал, я добавил заговорщицким тоном:
— Мельницу я хочу поставить. А это, Петь, не только мука будет… — Я чуть было не запнулся, едва не ляпнув про модернизацию и промышленную революцию. — Короче, разберёмся. Главное — с жильём управиться, а там я тебе такое поручу, что не только Уваровка ахнет, а вся губерния про нас знать будет!
Глаза Петра загорелись любопытством и предвкушением. Видно было, что мужик не промах, схватывает на лету. Именно такие люди и нужны были для воплощения моих грандиозных планов.
Пётр хмыкнул, но спорить не стал. Видать, наслышан от Ильи, что барин чудной немного, но что делает — то получается. А я ведь и правда после того, что Фома сказал про Петра, прикинул: в двадцать первом веке такого мужика в какие-нибудь стартапы бы засунул без раздумий. Если человек рукастый, то оно везде полезно будет — хоть избы рубить, хоть бизнес строить.
Тут ко мне подошёл Фома, потирая руки и явно что-то обдумывая. Начал немного издалека, осторожно подводя разговор к тому, для какого же дела нужен он мне.
Я не стал ходить вокруг да около, как делают в деловых переговорах, когда все знают суть, но никто не хочет первым показать карты.
— Да есть у меня на счет
Фома на секунду задумался, глаза забегали — считал, прикидывал. Потом медленно кивнул, словно внутри что-то щёлкнуло:
— Потяну, барин, — выдохнул он с облегчением человека, который наконец понял, что в стороне не останется да к делу своему любимому вернется. — Связи, конечно же, есть. В Новгороде, да в Туле людишки остались. Кое-кто ещё помнит старые времена, когда мы с обозами ходили. Только дело дай да товар, а я развернусь так, что по всей округе судачить будут.
— Вот и ладно, — хмыкнул я, чувствуя, как внутри поднимается волна удовлетворения от удачно проведённых переговоров.
К вечеру же деревня гудела, как растревоженный улей. Работа кипела — кто-то тащил доски, кто-то стучал по деревянным клиньям, кто-то что-то обсуждал, размахивая руками.
Бабы накрыли стол у меня во дворе прямо под открытым небом — каша с салом, от которой шёл дух на всю округу, хлеб ещё тёплый, квас в глиняных кувшинах. Не знаю, то ли Илья, а может, Степан принёс бочонок пива — где они его берут, ума не приложу, но слюнки потекли у всех.
Мужики упахались за день, что ели так, что аж ложки стучали по деревянным тарелкам, словно дробь барабанная. Разговоры шли вперемешку с чавканьем — кто-то рассказывал байки, кто-то строил планы на завтра, кто-то просто молча уплетал, набираясь сил после трудового дня.
Машка же, помогавшая Пелагее разносить еду, то и дело мелькала в дверях, появляясь и исчезая, как видение. И я снова поймал её взгляд — быстрый, украдкой брошенный, но от этого не менее пронзительный. Сердце снова ёкнуло, словно молотом ударило. Машка… Я аж отвернулся, чтобы не смущать девчонку своим пристальным вниманием, да и самому нужно было взять себя в руки.
Глаза упёрлись в новый забор, который Прохор с Митяем успели поставить за день. Крепкий, ровный, сделанный на совесть. А в мыслях крутилось одно: пусть Уваровка и не будет городом, но уж точно не останется захудалой деревушкой, такой, как сейчас.
И я чувствовал себя частью этого процесса, даже его движущей силой. Странное ощущение для человека, который ещё недавно сидел в московском офисе и думал о квартальных отчётах, да как твой начальник сливает в унитаз реальные проекты.
Заканчивали ужин уже под первыми звёздами, что мигали, как лампочки в офисе перед тем, как вот-вот предохранители сгорят. Ужин, хоть и был простым, но очень вкусным. Кто-то из мужиков негромко рассказывал байку про соседского кота, женщины переговаривались о завтрашних делах. Дым от печи из избы Ильи медленно поднимался к потемневшему небу, смешиваясь с вечерней прохладой.