Воротиться нельзя влюбиться!
Шрифт:
Над лесистой равниной набухал рассвет, сочный и яркий, как губы эскортницы.
— Нам уже недолго осталось, — заговорил вдруг принц.
— Мы умрём? — с тоской всхлипнула я.
— Обязательно умрём, — заверил он. — Но, надеюсь, не сегодня. До Волшебада недолго осталось.
— Это город?
— Волшебад? Да нет, посёлок скорее. Там самый большой рынок всяких диковин заморских, трав и цветов колдовских, коней говорящих и всего такого прочего. Всё там есть, окромя яблочек молодильных. А так — в прошлом году бочку живой воды
— Стоит ли мне там появляться? Наверняка все знают о поисках князя…
— Не переживай, Маруся, я всё продумал. И кокошник тебе купил, и вуаль красивую, такую же, как у Елены Прекрасной. Все на неё и подумают, никто полезть не рискнёт. Сдадим ковёр, сядем на Раджу, и… нас не догонят!
— А что за безопасное место?
— Есть у меня одна такая пещерочка, загляденье просто. Там раньше Змей Горыныч жил, да потом растолстел и помещаться туда перестал. Никто в его бывшее убежище и не думает соваться, воняет там знатно.
— И вы туда меня тащите? В вонючей пещере сидеть?
— Да нет. Там рядом есть другая, невонючая. Но до неё никто ещё не добрался. Она в той же скале, только повыше. Я её давно приметил, думал: авось пригодится. Вот и пригодилась.
— И что дальше?
— А дальше будем думать. У каждого плана есть этапы. Сначала — безопасное место, потом придумаем, — уверенно ответил Евпатий Егорыч.
Ладно, может, он и прав.
А вообще, можно воспользоваться суетой рынка и сбежать от этого проходимца. В сумке есть сарафан другого цвета и шаль. Эх, мне бы сурьмы какой, я бы такой макияж навела — родная мать не узнала бы!
— Кощеевич что-то говорил о пророчестве. Вы можете более конкретно узнать?
— В общих чертах я и так знаю. Надобно принести тебя в жертву, чтобы, значится, закрылися все переходы в Навомирье, — посуровел лицом принц.
— И что теперь делать?
— А ничего. Жить. Наверняка в пророчестве ни сроков нет, ни подробностей. Не факт даже, что ты и есть та самая навомирянка, что в нём упоминается, — успокоил принц.
Нет, сидеть до конца жизни в вонючей или даже невонючей пещере я решительно не собиралась. Но передышка нужна. Успокоиться, переговорить с зеркальцем, загадать желание и вернуться домой. А эти принцы и князья пусть сами делят молодильные яблочки, как-нибудь без меня.
Ковёр-самолёт стремительно нёс нас сквозь морозное розовое утро, наполненное далёкими криками просыпающихся птиц. Вскоре прямо по курсу появился небольшой посёлок, почти сплошь состоящий из богатых двухэтажных изб, щедро украшенных резными балкончиками и наличниками.
— Надень, — принц протянул мне нарядный кокошник, а потом помог закрепить на нём шикарную кружевную вуаль тонкой работы.
Я аж засмотрелась на рисунок. Принц тоже отвлёкся, и в этот момент ковёр тряхнуло, а сбоку раздалось:
—
Сварливое гагаканье полетело со всех сторон.
— Сами смотрите, куда прёте, окаянные! — выкрикнул Евпатий Егорыч.
Стая гусей-лебедей почему-то извиняться не спешила. Напротив, птицы вдруг резко разбили клин и захлопали крыльями вокруг нас. Одна из них воинственно раззявила клюв и с гоготаньем полетела на меня.
— Я ни при чём! Я — пассажир! — на всякий случай заорала я. — Я к малой ковровой авиации никакого отношения не имею! У меня даже автомобильных прав нету!
Видимо, последний аргумент стал решающим. Пока агрессивный птиц недовольно дёрнул головой и перенацелился на блондинистую макушку Евпатия Егорыча, тот уже успел подстегнуть ковёр, и мы стремительным домкратом полетели к земле. Стая гусей-лебедей выкрикивала нам проклятия вслед, особенно запомнилось одно — про то, чтоб нам никогда не нестись. Хорошее проклятие, душевное.
Приземлились мы жёстко. Хорошо, что прицелились в большой стог сена. Скатившись с него, я несколько минут просто лежала, мысленно устанавливая контакт с частями тела. Поправив съехавший набок кокошник, я сквозь вуаль разглядела обстановку.
«Летающие ковры Харсдада», — гласила большая вывеска на доме, из которого к нам вышел смуглый кучерявый мужчина подозрительно персидской наружности, да ещё и в чалме.
— Ай, дорогой гость! — обрадовался он Евпатию Егорычу. — Ай, как неосторожно ты летаешь. Сокол, а не богатырь!
Принц поправил сбившийся тёмно-синий кафтан, вышитый золотом, и посмотрел на собеседника исподлобья.
— Твой ковёр бракованный! — процедил он. — Мы дважды чуть не разбились!
— Ай, что за напраслину ты возводишь на шикарный, дорогой, качественный вещь! — взвился Харсдад.
— Он сбоит! — подбоченился принц. — И денег своих не стоит!
— Ай, как это не стоит?! — возмутился хозяин. — А ну проверим!
По щелчку пальцев ковёр вдруг мягко подплыл к своему владельцу. Тот нахмурил кустистые чёрные брови и повелительным жестом указал ковру сначала в одну сторону, потом в другую. Тот послушно метнулся сначала туда, затем обратно и подобострастно вернулся к Харсдаду, поблёскивая золотой шерстью в ожидании новой команды.
— Ай, молодец, — потрепал его по округлому краю хозяин. — А это что? Нитка?!
С края действительно свешивалась тоненькая ниточка.
— Ты мне мозги не пудри, — посуровел принц. — Он у тебя весь из ниток состоит!
— А это тогда что? Пятно? Пятно! — взвился его собеседник, поправляя чалму.
— Это было! — без особой уверенности сказал принц.
— Ай, какой поклёп! — возмутился хозяин ковра. — Неужто ты скажешь, что сам Харсдад сдал тебе в аренду грязный ковёр?! Да за кого ты меня принимаешь?!
— За дельца, что сдаёт в аренду неработающий ковёр. Ладно, хватит уже. Возвращай залог, и мы пойдём.