Воротиться нельзя влюбиться!
Шрифт:
Внутри меня бушевала такая буря, что было больно дышать. Во рту кипели тысячи слов, но ни одно из них плеснуть в лицо подлеца я не успела.
— А это мой тебе дар, принц, — вдруг проговорил князь. — Носи с удовольствием.
Кощеевич звонко щёлкнул пальцами — и на голове у принца вдруг выросли загнутые золотые рога.
— Что?! — взревел тот, ощупывая их руками.
— Так дары тебе делать ты не запрещал. Наслаждайся, — с ледяным равнодушием пожелал князь.
Ворота вдруг приоткрылись, и я выдохнула то единственное заклинание, что запомнила:
—
Слова взорвались в холодном вечернем воздухе яркой вспышкой, и помолодевший принц кубарем выкатился из ворот, сгребая собою снег. Князь с любопытством поднял бровь и спустился с крыльца. Распахнул одну из створок до предела, и перед нами открылся чудесный вид. Проламывая себе путь через кусты, Евпатий Егорыч колесом катился прочь, оставляя за собой траншею в снегу.
Захлопнув ворота, хозяин дома перевёл на меня взгляд непроницаемых чёрных глаз, и я поняла, что пощады или спасения не будет. А ещё внутри сворачивалось какое-то гадкое чувство или даже предчувствие, назвать которое я пока не могла.
— Эдак он ещё долго катиться будет, — хмыкнул вдруг князь. — До самого Трипятого ханства. А там его хорошо встретят, надо только весточку послать, чтоб подготовились к приёму дорогого гостя.
— Мне очень жаль, что я побила посуду в вашем доме. Я просто…
— Психанула? — заломил бровь князь.
— Скорее хотела привлечь ваше внимание. Привлекла?
— Привлекла, — с едва уловимой насмешкой согласился он. — Такое ещё никому в голову не приходило. Кавардак, кстати, ждёт. Потому что если я сказал, что будешь убирать сама, значит, будешь, Маруся. А ещё я усилил охрану и объявил тебя в розыск с очень высокой наградой. Настолько высокой, что любая кочка теперь тебя обратно ко мне приведёт. Так что можешь не тратить силы на новый побег.
Вариантов у меня действительно не осталось. Нужно теперь как-то с этим злодеем договариваться. Попробовать изобразить паиньку?
— Хорошо. Ну так я пойду, уберусь? А потом поговорим.
— А потом поговорим, — согласился князь, и в страшных глазах вдруг заплясали бесенята. — Если у меня будет настроение. Тебе же ещё и наказание положено. Бить горшки я не запрещал, а вот уходить со двора — да.
Я сощурилась, оценивающе глядя на развеселившегося Кощеевича.
— И что за наказание?
— Сюрприз будет. Любишь сюрпризы, Марусь? Я вот очень. Проснулся с утра, а тебя во всём тереме нет. И холодрыга стоит, потому что ты окно за собой не закрыла. Чем не сюрприз? А следом мне весточку шлёт принц. Ещё один сюрприз. Я пока тебя ждал — столько вариантов наказания перебрал, аж сам собой загордился. Фантазия у меня, Марусь, очень хорошая. Так что ты иди, убирайся. Поешь заодно, чтоб силы были. А там посмотрим, что дальше будет.
Глубоко вздохнув, я развернулась к воротам задом, а к терему передом, как положено сказочной девице. Лучше пойду, пока Кощеевичещё какую-нибудь гадость не придумал. Весёлый князь, конечно, лучше мечущего чёрные искры из глаз, но чувствовала я, что наказание мне не понравится.
Тут мой взгляд упёрся в скромно замершего посреди двора Раджу.
— Ой… а ты чего тут остался?..
Конь посмотрел на нас с князем и покаянно проговорил:
— Вы — то, что вы делаете, а не то, что обещаете сделать.
— Что?.. — удивлённо посмотрела я на скакуна, не понимая, что он имел в виду.
Сказ девятый, о смысле жизни
Ну и жисть — аж в горле ком!
Нет сочувствия ни в ком!
Вот сыщу лесок поглуше
И устроюсь лесником!..
— Здоровый человек не издевается над другими. Мучителем становится перенесший муки, — укоризненно вздохнул Раджа и копытом топнул для ясности.
— Чего это он? — заинтересованно спросил князь, подходя поближе.
— Это он переживает, — пояснила я и погладила белую морду с бархатистым тёмно-серым носом.
— Что без принца остался?
Конь отрицательно замотал головой, а потом выдал:
— Отсутствие смысла в жизни играет критическую роль в этиологии невроза. В конечном счёте невроз следует понимать как страдание души, не находящей своего смысла...
В словах звучала такая горечь, что сердце сжалось.
— Плохо тебе было с Евпатием Егорычем? — догадалась я.
Раджа жалобно пырхнул, и по его морде потекли огромные лошадиные слёзы. До меня внезапно дошло, что «дурное дело», о котором говорил конь — это не воровать пленницу у Кощеевича, а меня предавать. Ему не хотелось этого делать, но принц заставил.
Взяла и обняла скакуна, погладив по серебристо-белой гриве, переливающейся под светом луны. Какой же он непутёвый!
— Смею напомнить, что это он тебя сюда привёз… — с сомнением проговорил князь.
— Да, только у Евпатия Егорыча была цель, а конь… он просто конь… он же не виноват! А у Евпатия Егорыча шпоры на сапогах. И хлыст, — грустно сказала я, а потом обратилась к Радже: — Чего ты хочешь? Выпустить тебя на волю?
Конь отчаянно замотал головой. Я обернулась к князю.
— Извините, а можно мы вдвоём у вас останемся? Раджа хороший конь, волшебный и очень быстрый. Немного пьющий, правда, но это от тяжёлых жизненных обстоятельств.
Князь неверяще уставился на меня. Ноздри аристократического носа расширились от негодования.
— То есть мало того, что ты переколошматила мне половину терема, так ты ещё и коня притащила? Буйного и пьющего к тому же!
— Ну, знаете ли! Я вам, собственно, не навязывалась. Если б вы с самого начала со мной нормального поговорили, то ничего б этого не было. Так что вы сами виноваты, если разобраться.
— Сам виноват? — широко распахнул чернющие глазищи князь, явно до глубины души уязвлённый таким заявлением.