Воровка чар (Дилогия)
Шрифт:
Михей покачнулся, обеспокоенная Мира попыталась поймать его, но куда худенькой девушке удержать деревенского парня. Стрелок повалился и уронил тихо ойкнувшую помощницу.
— Капрал, до города проводите? С нами раненый, — проговорил Вит, устало опуская руки. На мой взгляд, чересчур поспешно опуская. — Или мы теперь все в ваших глазах недочеловеки?
— Осади назад, сынок, а то, маг ты там или нет, а старый Рэйвен зубы тебе пересчитает. Никто не скажет, что мой десяток оставил на съедение тварям, — тут он посмотрел на меня, не сдержавшись, я широко улыбнулась, продемонстрировав старику зубы. — Женщин и детей. Но пойдем
Конечно, не скажу. Потому что, не знаю.
Притвора… Как много скрыто в этом слове. И как мало. Притворами, называют любую нечисть, что встает на две ноги и прячет зубы, притворяясь человеком. Любая тварь, что может надеть сарафан. Это и богинки, и болотники, это и мара, и навь, и подменыши, и леший. Да мало ли на свете созданий, что водят человека за нос и доводят до смерти. Воз и маленькая тележка. И что-то я никогда не слышала о вот таких вот белесых притворах. И ведь десятник называл незнакомца и меня именно так, и вряд ли имел в виду всю двуногую нечисть, вместе взятую. Вампирами тоже называют кого угодно: и комаров, и нерадивых невесток, и кровососущих мавок, что живут в низинах… И самих вампиров, правда если молва не врет, обитают они в основном за Тесешем.
— Не знаю, чего это на белом свете творится, — рассказывал седовласый Виту. Чернокнижник вел лошадь по тропе, рядом крутился вездесущий Кули, часть его восхищения была перенесена с Михея на солдат, к вящему облегчению последнего. — Но считай, с новолуния покоя не знаем. Из каких нор кто только не повылазил, — десятник покачал головой. — Ящерликов порубали, потом выворотни [43] деревню на юге разорили, теперь вот, притворы, а ведь двадцать лет об этой погани слышно не было.
43
Выворотни— нечисть, похожие на больших кротов животные, роющие подкопы и проникающие в человеческое жилище, через подпол. Хищники, питаются мясом, предпочитают человеческое.
Шедшая впереди Оле, оглянулась, вытаращила глаза и стала плеваться, последний так сказать метод обороны от нечисти вроде меня. Интересно, а что изменилось с той поры, когда она сидела рядом у костра и передавала мне миску с похлебкой?
— А еще говорят, огневок видели, — с тоской закончил десятник. — Не дай Эол, полыхнем!
— Нечисть оживляется только в плохие годы, — ответил Вит и тоже оглянулся, в кои-то веки посмотрев на меня, плеваться не стал, лишь окинул возок с Михеем и сидевшую с краю Миру хмурым взглядом.
— Они и делают их плохими! — зло сказал воин, что держал надо мной меч, он и сейчас старался держать меня на глазах. Приглядевшись, я могла с уверенностью сказать, почерневший, как минимум, вчерашний синяк очень подходил к его щетине. — Они! — он обличающее указал на меня, как раз понукавшую мерина, что тащил возок.
— Я чего тебе сделала, служивый? — не удержалась от вопроса. — На ногу наступила?
— Да ты… да как ты смеешь говорить? Как ты смеешь…
— Охолонись, Тиш, — десятник огладил подбородок и посмотрел на нахмурившегося чернокнижника. —
— И они обиделись за то, что не дали мечами помахать? — спросила я, а воин дернулся.
— Нет, — зло ответил тот, что шел вместе с Рионом, замыкая наш маленький отряд. — Никто не знал, что та тварь уже спарилась с… с этим, — он указал рукой на мешок, куда запихнули голову убитого мужчины, ткань давно пропиталась кровью.
— Они парами живут, как лисы. И никогда не бросают своих.
Я только открыла рот, чтобы сказать, что этому бы людям не мешает поучиться, как седовласый добавил:
— Прошлой ночью самец пробрался на городские стены и отправил к Рэгу шестерых моих людей. Эриш, Тиш, Грес и Орир — все, что осталось от моего десятка, что дежурил ночью на стене.
— И ведь главное непонятно, как в город пробрались? — буркнул до этого молчавший воин с луком в руках. — Ворота заложены, калитка под амулетами, даже лаз контрабандистов перекрыли, а этот все равно прошел, словно призрак.
— От притворы нет затвора, — вздохнул седой. — Они всегда знают все ходы и выходы, носом чуют, если есть хотя бы одна щель, через которую дует ветер… Всю ночь шли по его следам, хорошо он на другую самку отвлекся — притормозил, удалось врасплох застать, а иначе, он бы так просто не дался.
— Зато мы отомстили, — к вящему восторгу Кули, солдат тряхнул окровавленным мешком, Оле тихо забормотала слова молитвы.
— Это очень утешит родных, — прошептала я, но они не услышали.
Шедший первым Вит остановился и указал рукой куда-то в темную ночь. Десятник выдохнул и устало проговорил:
— Полесец. Почитай добрались.
Деревья расступились, и мы увидели далекие огни факелов на стенах крепости.
Я поежилась, в голове почему-то то и дело повторялась фраза чернокнижника: «Признаю ту, что зовется Айкой Озерной членом моей семьи… Признаю ту, что зовется Айкой Озерной членом моей семьи…». В лесах эти слова значили для меня жизнь. А что они будут означать там?
Михей спал в возке, не подозревая о переменах. Мира вертела головой. Кули подпрыгивал на месте от нетерпения, Оле все еще молилась. Риону было все равно.
Багряный лес кончился.
Глава 9. Полесец, его люди и нелюди
Как говорил забредший однажды в избушку бабки Симы старый солдат, если ты видел один пограничный городок, ты видел их все. Я не видала ни одного, оттого и вертела головой, словно вылетевшая на охоту сова. Оле от меня не отставала, а уж Кули, тот едва не пищал от восторга.
Первое, что бросилось в глаза — это черные и какие-то подкопченные стены, в некоторых местах испеченные бороздами, словно их царапала гигантская мышь. Или дракон.
— Это Тарийские недоумки то и дело пробуют нас на свой железный зуб, — пошутил лучник. — Но пока удается их обламывать.
— Так скоро совсем без зубов останутся, — хохотнул другой.
— А ну, тихо, — скомандовал десятник и, повернувшись к Виту, добавил: — На зверушку свою поводок накиньте, а то неровен час, кто-то из осерчавших на ее породу удумает чего неправильное.