Воровка чар (Дилогия)
Шрифт:
— Слушайте, люди добрые, — Рион вскочил на лавку. — Зло пришло в Хотьки!
Зря он так, вон разносчица поднос уронила.
— Не могучее зло, не колдовское, а человеческое!
Вот это уже интереснее. Откуда он это взял? Оттуда, что магии не почувствовал, но сам же сказал, если маг сильнее его…
— Убивец средь вас, люди добрые!
«Люди добрые» загомонили, стремительно превращаясь в «недобрых». Заскрипели отодвигаемые лавки, вжикнули вынимаемые кинжалы…
— Три ночи он забирал по жизни. Три сердца остановил!
Кто-то сплюнул, кто-то выругался.
—
— Не позволим! — охнули слаженно в ответ.
— Выйдем во тьму ночную, да не посрамим предков!
— Выйдем…
Где-то за спинами лесорубов заголосила женщина, уж ей-то понятно, чем может обернуться это «не посрамим».
— Это ваша земля. Ваша жизнь. Ваш суд!
А вот это он зря… Очень зря, теперь они не остановятся пока кого-нибудь не повесят. У нас в Солодках так торговца лентами удавили, собственным товаром, в аккурат после того, как смирт призвал наказать нечестивца, вынесшего фреску из цветного стекла, изображающую вознесение Эола и посрамление дасу. Фреску так и не нашли, а торговец еще долго качался на верстовом столбе.
Трактирщик многозначительно выложил на стойку изогнутую — чуть тронутую ржавчиной — саблю. Лесорубы хлопнули друг друга по плечу и подняли топоры. Мужик в рубашке с рваным воротником, сидевший в одиночестве, воткнул в столешницу мясницкий нож.
Поучаствовать в народной тарийской забаве «поймай убивца» хотели все. Или, может, дело в маге? Он предложил не надеяться на чудо, а взяться, наконец, за топоры и вилы? Благословил на то, чего они давно хотели, да все никак не могли решиться?
Через час на постоялом дворе собралось почти все мужское население деревни, за вычетом немощных стариков и грудных младенцев. Несколько женщин тоже не усидели в избах, и теперь старательно резали мужьям сыр и разливали чай. Одна баба, правда, пыталась заголосить, думая вернуть благоверного под одеяло, но ее быстро заткнули. Ополчение собиралось во всеоружии: у кого вилы или дрын, коса с обломанным косовищем, много топоров, пара коротких клинков и один арбалет. Надеюсь, парень, у которого он в руках, умеет с ним обращаться. Очень надеюсь.
— Всем разбиться на тройки, — начал командовать Рион. — Будем обходить деревню по кругу. Заметите что-нибудь необычное, кричите громче, сразу в драку не лезьте. Спиртное не брать, не ровен час, заснете под кустом, нам одно беспокойство. Кто решит отдохнуть, пусть зайдет сюда и скажет Питришу, чтоб не искали зря. Каждый час группа меняется. Ясно?
Мужики с серьезным видом покачали головами.
Меня пытались отправить спать. Целых два раза.
— Госпожа стрига, я тут вам чайку собрал, коржик там, молочка с медком. Дирка в комнату отнесла, вы уж не обессудьте, чем богаты, тем и рады, — прогудел над головой хозяин трактира. — Отдохнули бы перед дальней дорогой.
— Нет, — ответила я, оценив такт мужика и смягчив… или усилив отказ улыбкой.
Питриш потоптался на месте и, не дождавшись другого ответа,
— Шла бы ты спать, честное слово, Айка. И так душа не на месте, — торопливо проговорил Рион и отправил очередного «охотника за приключениями» к левой стене, там уже стояли две готовые к обходу деревни тройки.
— Нет, — повторила я.
— Айка…
— Ты так старательно вбивал в мою голову мысль, что мы связаны, считай, что вбил. Я жить хочу, а потому не отойду теперь от тебя ни на шаг.
— А если я по нужде пойду?
— Значит, пойдешь, — Рион вздохнул, а я добавила,— и я с тобой.
Стоящий справа от мага сутулый крестьянин, скабрезно хихикнул, но лезть с советами не стал. Дела ведьмы и мага его особо не касались.
— Так что, если идешь туда сам, — я ткнула пальцем на дверь, — я иду следом.
— С тобой буду не вперед смотреть, а…
— Как бы я на чей топор головой не напоролось ненароком, — закончила я. — Понимаю, но поделать ничего не могу. И не хочу. Придется тебе убрать все топоры, а не меня.
Думаю, если бы они захотели, если бы Рион подал хоть какой-то знак трактирщику, меня бы скрутили и со всеми осторожностями отнесли в комнату. А потом, в зависимости от исхода ночи, может, и на виселицу. Иллюзий в собственной силе, я не питала. Орала бы конечно громко, но поделать ничего не могла.
— Айка, — повторил парень печально, и я поняла, что гнать меня больше не станут. — Будь по-твоему, но… — он поднял палец.
— Ты говоришь, я прыгаю, — сказала я. — Это и так понятно. Буду ходить, смотреть и…
— Молчать, — закончил Рион.
— Договорились.
— Тогда так, — чаровник оглядел разношерстную толпу. — Ты, — он ткнул пальцем в парня с арбалетом, — идешь с нами. Надеюсь, стрелять умеешь? Или игрушка тебе в наследство досталась?
— Не сомневайтесь, господин чаровник, по наследству, — шагнул вперед парень. — Не подведу. Ветра нет, руки не трясутся, чегось не пострелять-то.
— Звать как?
— Михей я, рыбацкий сын, но вы все равно не сомневайтеся…
— Понял-понял, — отмахнулся парень. — Я Рион, это Айка. Жди, скоро выходим.
Скоро растянулось еще на четыре часа. В трактире стало душно, и все чаще сквозь запах пота и ржаного хлеба пробивался пьянящий аромат хмеля и спирта. Свечи часто гасли, и хозяин менял их на новые. Его то и дело окликали и звали в компании. Кто-то даже предложил медный черень [14] за то, что именно он поднимет убивца на вилы. Мысль оказалась очень волнительной, и азартные крестьяне дошли даже до серебряного дина, а потом замолкли, пораженные собственной щедростью. Время незаметно перевалило за полночь, а никого еще не убили и не покалечили, лишь «рваный воротник» давно храпел в углу, заботливо накрытый собственным плащом, больше похожим на дерюгу.
14
Медный черень — самая мелкая монета. 100 черней равны одному серебряному дину.