Воровка чар (Дилогия)
Шрифт:
Глава 5. Исчезнувшая жертва
Стук повторился, настойчивый и нетерпеливый. Мы переглянусь, словно мыши, застигнутые котом у миски со сметаной.
— Господа колдованцы! — закричали с улицы, и мы узнали голос Казума, Михей даже неуверенно улыбнулся, а вот я радоваться не спешила.— Господа колодованцы, дело до вас есть. Спешное!
— Точно, — пробормотала я. — Спешно на костер препроводить.
— Айка,— покачал головой Рион, но без особого удивления, и громко выкрикнул: — Заходите.
Мельник не заставил себя ждать — так и не починенная дверь, скрипнула — мужчина
— Вот, — удовлетворенно выдохнул Казум, а я заметила, что он уже успел переодеть портки, так как рыжая грязь исчезла.
— Что это? — удивленно поднял брови чаровник.
Тот же вопрос мучил и меня. Честно говоря, я ожидала чего-то более неприятного, вроде топоров и факелов. А тут бумажки, лежат себе тихо, мирно, не кусаются. Скрученные листки, некоторые даже с ленточками, некоторые без, некоторые небрежно сложены, с рваными и истрепанными уголками, будто бумагу уже использовали, причем не один раз.
— То, что просили, — качнул головой мельник и добавил: — Надобности. Сами же велели. Чин по чину, усе сделали, написали, как было сказано. Потом еще будет.
— Так это — не все? — сел за стол вириец.
— И откуда столько грамотеев взялось? — удивился Рион.
— Так, к Ламару-писарю все подались, — сказала появившаяся вслед за мельником Пелагея.
— Точно,— подтвердил Казум. — Потом остальное Хирей-пасечник донесет, если у Ламара рука раньше не отвалится.
— Зато корову — точно купит, — вставила хозяйка, вытирая руки фартуком. — Ну, не корову, так козу точно.
— Достопочтенные господари чаровники, — чернокнижник развернул ближайший свиток, отбросил в сторону яркую алую ленточку, явно позаимствованную из чьей-то косы, и стал читать вслух, — на милость вашу уповаю, дозволения испросить имею, дабы первейшей доставить до вас дщерь свою для последующего… — вириец запнулся, сделал круглые глаза и закончил: — поноса.
Рион закашлялся, Михей покраснел и сделал вид, что угол печи интересует его гораздо больше, чем бумажки на столе.
— Девка ликом красна и кругла, славна косою, а посему вызывающа охоту и приязнь. Доселе не венчана. Бела, пышна, бед… бедриста и полногруда, тем паче понести и разрешиться смогёт без труда. Вопрошаю за разрешенье нужды. И подпись: Кагора-ткачиха.
— Кто про что, а эти все о том же, — пробормотал Рион и проводил взглядом Пелагею, которая стала переставлять чугунки в печке.
Следующий листок, замызганный и небрежно скомканный, Вит брал с явной опаской.
— У мужичка «шишок» [40] сдох, — через минуту сказал чернокнижник. — Требует заселить нового.
— Изгнать, — поправил его Рион.
— Нет. Подселить. Скучно человеку. Прежнего он схоронил «по-людски» и теперь страдает от одиночества.
40
Мелкая домовая нежить. Прячет разные вещи, утварь так, что ее невозможно найти.
— Как это он умудрился нежить бестелесную земле предать? — спросила я.
— Полна земля тарийская чудес невиданных, — почти пропел Рион.
— И первача перебражённого
— Дядька Казум,— позвала я, подергав мельника за рукав, пока парни разворачивали следующий листок. — Мне послышалось или кто-то кричал? Знаете так, словно руку дверьми прищемил? Или не руку…
Знаю, этот вопрос задавать не стоило. Не стоило вообще привлекать внимания, но… Я все еще ощущала его, это странное чувство, что кто-то смотрит в спину. Оно чуть притупилось, но не исчезло. Я даже оглянулась на красный угол, но там был только лик Эола. Бог взирал сурово и даже с укором, вряд ли ему нравилось, чем мы тут занимались.
— Да нет, — отмахнулся мельник.— Вернее, да, — тут же поправился он: — Я тоже слышал, уж грешным делом подумал, что у пастуха Жига жинка снова в родах, а оказалось… — он вздохнул. — Игнара-пьяница к Эолу отправилась. Допилась, вестимо.
— То есть, она умерла от…
— Да не знаю я, от чего. Браги перебрала, все давно к этому шло, прошлую годовщину сошествие Эола так встретила, что пластом седмицу лежала, даже сил выть не было. Майана так и сказала: коль заливать не перестанете, кишки вспучит. Она не перестала, — мельник пожал плечами, а потом, словно спохватившись, добавил: — Жалко, конечно, хоть и дурна баба была. Я как раз у писаря был, когда девки голосить начали, но сразу к вам поспешал, ибо нужды людские — они важнее. Там сейчас Шугар на ледник свезет. Эхх, все-таки придется за Теиром ехать, ужо двое преставились, схоронить надобно…
Я ничего не сказала. Не смогла, так как кишки свернулись узлом не только у неведомой Игнары-пьяницы. Потому что, еще недавно, в Хотьках, тоже гибли люди и тоже от пьянства. Три ночи подряд.
Парни тем временем разворачивали одну бумажку за другой. Свитки, перетянутые цветными лентами и бечевками, содержали по большей части предложения доставить к чаровникам ту или иную дщерь или племянницу, в качестве матерей для будущих чаровников. Такие послания просто отбрасывали в сторону, видимо, предполагаемые отцы не горели желанием стать оными.
— Просят снять порчу с глаз… нет, сглаз. Черт его знает, как правильно.
— Тут женщина хочет заговорить мужа от пьянства.
— А другая просит срочно ввести своего в запой и «на подольше. Ибо спасу от него нет. Доколе в избе сиднем сидеть буде, да жизни поучать».
— Так устроили бы родственный обмен, — предложил Вит.
Рион хмыкнул и зачитал следующее:
— Вразумите Гишку, козла безрогого. Бодает все. Даже курей. Накануне и вовсе с петухом подрался. Объясните неразумному, что раз рогов нема, то и биться нечем.
В дверь снова постучали. Вит поднял голову. И в его глазах я увидела отражение своего страха, своей настороженности и предчувствия. Чернокнижник сидел за столом, читал записки, спина прямая, плечи напряжены… Он ждал, так же, как и я, пусть Михей уже давно опустил арбалет, а Рион пренебрежительно хмыкал над «просьбами». Мы знали, что-то близится, неслышно подступает к самому порогу и скоро заглянет на огонек...
На этот раз проситель не стал дожидаться разрешения, возможно, боялся, его так и не получить, он ввалился в дом Пелагеи без спроса, высокий худой мужчина, пахнущий дымом и горелым маслом. За ним в комнату вбежала растерянная Майана.