Воровка чар (Дилогия)
Шрифт:
— Что, так и катаетесь до самого скита? И нечисти не боитесь? — Вит пошел следом.
— Спаси Эол, — снова поднял руку в защитном жесте Казум. — На просеке жду. Нет туда никому хода, коли жить охота.
И в этот момент я поняла, словно увидала уши степного кота, показавшиеся над камышами. Поняла, отчего оборачивалась на образ Эола в углу…
— Поэтому вы так и удивились, увидев нас? — спросила я.
— Сразу смекнул, что вы не просты, — похвалился Казум, сворачивая к восточной окраине села.
Два крайних дома стояли очень близко, почерневшие, старенькие, они наклонились друг к другу крышами,
Мельник крякнул, тряхнул головой, открыл рот, потоптался у дома, но выругаться не решился, хотя в такой ситуации, как говорят, сам Эол велел.
— Может… ну... это… того… оно… поосторожнее бы, — начал мельник, — если вы из-за того, что Шугар тама наговорил, осерчали, так брехня это все. Не увозил я Игнару, да и зачем мне покойница? Вот, хоть Эолом побожусь, — Казум стал сотворять охранные знаки.
Михей тем временем поднялся и стал задумчиво рассматривать арбалет.
— Чей дом? — нахмурившись, спросил Вит.
— Изба Орьки-прачки. Та померла давно, вот мы в ее старой избе ледник устроили. Я же сказывал про Орьку и дочку ее непутевую? — спросил мельник, косясь на арбалет. — Тут подземный ручей близко, подмыл избу-то, да соседнюю тоже, зато в погребе всегда холодно. — Мужчина распахнул дверь и вошел в дом.
— Не заряжал бы ты игрушку, — попенял Рион стрелку, но тот упрямо вставил болт в ложе.
— Как думаешь, смирт жертвы приносил — с нечистью поладил или ваш Эол, дал своему слуге особое разрешение покидать зачарованные места независимо от степени вложенной магии? — иронично спросил меня Вит.
Наконец-то я поняла, что не давало покоя с того момента, как мы, слушая болтовню Казума, вошли в дом Пелагеи. Дома, где жил смирт, когда возвращался в Волотки… Ключевое слово «возвращался». Теир мог сходить с заклинания единого пути, мог ходить к капищу и возвращаться.
— Постойте, — выкрикнул догнавший нас в дверях Рион: — Вы хотите сказать, что смирт…
Не договорив, чаровник нахмурился.
— Смотри-ка, парень растет не по дням, а по часам, — хмыкнул чернокнижник, и уже для меня серьезно добавил:— Спина чешется. Чешется так, что хочется развернуться и зарычать.
Вместо того чтобы успокоить, его слова напугали меня еще больше. Слишком личным прозвучало признание, слишком интимным, словно только я одна и могла понять смысл этих слов.
Рычать пока не хотелось, и очень надеюсь, что никогда больше не захочется. Лучше уж на самом деле в лес убежать. И там обосноваться, свить гнездо на дереве или выкопать землянку, а еще требовать со случайных путников дань грибами, ягодами и берестой… Эол, опять чушь из детских сказок лезет в голову.
Тело лудильщика лежало там же, где его оставили, и вроде бы никуда не торопилось убегать. По моему мнению, стоило бы прикопать его еще пару дней назад. Ледник ледником, запашок в подвале, где некогда хранили припасы, стоял знатный.
Не знаю, чего хотел увидеть Вит, мне тело пожилого мужчины, лежащее на лавке, не показалось особо интересным. Все части тела на месте, седые растрепанные волосы, синюшная кожа и глаза, которые никак не хотели закрываться…
Я
— Не могу понять, от чего он умер? — нахмурился Рион, — Очень похоже на…
Он не договорил, но я поняла и так. С самого утра этими совпадениями кто-то просто тычет нам в глаза, а мы, словно слепые котята, отказывается замечать очевидное.
В Хотьках тоже погибали люди, и тоже неизвестно — от чего, вроде бы от пьянства, но… Но совершенно точно не от него.
В селе Михея люди гибли с интервалом в день, а здесь от первого до второго, судя по запаху, прошло не меньше пяти. Значит, либо лудильщик и вправду, почил сам, и парни зря заглядывают ему в рот, либо для… тут самое время спросить «для чего?»… промежуток не важен.
Что еще общего у этих деревень? Лиска. Имя заставило меня поежиться. А может, это от холода, царящего здесь. Чернокнижник и чаровник продолжали возиться с трупом, и еще даже ни разу не поцапались. Трупы они такие, объединяющие, это не я, это наш гробовщик сказал, когда на похоронах старого гончара помирились его жена и гулящая девка, которая тоже не отказалась бы от вдовьего платка, и вполне возможно даже имела на него некоторое право.
Вит перевернул труп и задрал рубашку. Я, не говоря ни слова, вышла. Покойники меня не пугали, во всяком случае, смирно лежащие на лавках и терпеливо дожидающиеся погребения. Но смотреть на деловитые движения вирийца было неприятно. Мне неприятно, а вот чернокнижник никогда не притворялся служителем Эола.
Поднялся ветер, и волосы растрепались еще больше, косу я не переплетала дня два, и надо сказать выглядела она не лучшим образом, но это ждет. Все ждет — и мятая одежда, и волосы, и даже голод. Эол, как же хочется есть!
Все ждет, кроме взгляда в спину и предчувствия беды.
Я подобрала прутик и, немного подумав, села в пыль у дороги. Из старого дома прачки слышались голоса. Я начертила на земле круг.
Это Хотьки, рядом река, лес, домик травницы — к кружку добавилось несколько линий. Первую жертву нашли на опушке — я поставила точку. Вторую, кажется, мужчину звали Асин — на берегу. Последнюю, бабку — на дороге. Три жертвы — три точки. Я посмотрела на собственные каракули, наклонила голову и соединила точки линиями. Любопытно…
Кружок деревни, словно круглое слуховое окно, оказался внутри треугольного чердачного фасада.
Теперь Волотки — рядом я нарисовала овал. Совсем другая застройка, улочки вытянутые. Первая точка — лудильщика нашли рядом с кузней на юго-западе, вторая — Игнара-пьяница почила на северной околице. Если уж искать дальнейшее сходство, то скоро будет еще одна жертва. Или не будет, если я рехнулась после ритуала покаяния, вон снова в лес потянуло…
Но если пойти на поводу у своего воображения, то третью жертву, чтобы получился такой же красивый рисунок, как в Хотьках, нужно принести на юго-востоке. И еще колодец. В селе Михея центром этого безобразия был колодец, значит, и здесь должно быть что-то подобное. Или не должно? Что я вообще знаю о магии?